Феодал - Илья Рэд

— Мне не тяжело, не беспокойтесь, — заверил я её. — На счёт свидетелей я не думаю, что мои опекуны будут рады этой затее. Отец им платил за содержание, но по факту я был предоставлен самому себе.

Марина удивлённо остановилась.

— Погодите, то есть вы хотите сказать, что все восемнадцать лет провели в Неклюево и теперь приехали судиться с отцом?

— Да, именно так.

— Ладно, опустим этот момент, — кажется, она мне не поверила. — Во-вторых, нужно будет точно выяснить, какой у вас феод: родовой или жалованный. Если родовой — всё в порядке, его можно делить между наследниками, если жалованный — только по воле императора…

— Феод родовой, это точно, — сказал я, положив башню из папок к приёмному окошку архивариуса. — Черноярские не первое поколение живут на ростовской земле.

— Отлично. В-третьих, нужно собрать доказательства незаконного лишения наследства. Мы отправим Денису Юрьевичу официальное досудебное письмо с требованием признать вас наследником и выделить долю от феода. Если он откажется — мы выдвинем иск.

Мы снова вернулись в кабинет юридической конторы и уселись друг напротив друга. Марина взялась составлять письменное прошение. Пока она корпела над формулировками и тщательным каллиграфическим почерком выводила буквы, я строил догадки, почему же она вынуждена скрывать свою настоящую личину. Не выдержав, я всё же поинтересовался.

— А можно личный вопрос?

Девушка отвлеклась, подняв на меня взгляд и явно приготовившись к обороне.

— Спасибо за то, что помогли нам с отцом тогда, но… если вопрос не по делу, я бы воздержалась.

— Он не отнимет много времени, — возразил я и продолжил. — Зачем вам эти уродские бутафорские очки? — взяв со стола нож для бумаги, я постучал им по своей качественной оправе.

Марина выпрямилась и невольно коснулась пальцами дужки.

— Я ношу их по настоянию врача…

— Разве у вашего папеньки нет денег купить что-то нормальное? Я думал, адвокаты зарабатывают прилично. По крайней мере, собственную дочь я бы одевал как королеву, а не в те обноски, что сейчас на вас.

— Первое впечатление обманчиво. Думала передо мной хоть сколько-то культурный человек, а не деревенский невежа. Теперь я поняла, зачем вы попросили Геннадия Петровича о такой услуге: вам нравится издеваться над больными людьми.

— В смысле вы больная? — удивился я. — А, вы про своё зрение, что ли? — я расхохотался, снял очки и придвинулся к ней поближе. — Марина… Можно просто Марина? А я просто Владимир. Смотрите, — я поднял сложенные очки на уровне своих глаз и указал пальцем на их краешек. — У людей с близорукостью, когда смотришь на край линзы, контур лица «съедается» и кажется меньше настоящего, а у тех, кто использует очки против дальнозоркости, наоборот — глаза визуально увеличиваются. Видите, у меня ни то ни другое. У вас тоже. Выходит, мы с вами притворяемся. Можем основать своё общество фальшивых слепых. Что скажете?

— Я скажу, что мне надо работать, а вы отвлекаете своими глупостями.

— Разве это глупости, я же должен знать, что за человек будет представлять мои интересы? Вдруг он не такой добросовестный и выдаёт себя за другого? Создал образ недалёкого тихони, а сам ищет способ присвоить контору друга отца, но это так чисто гипотетически.

Справедливости ради она выдержала мои словесные провокации с достоинством, и это ещё больше укрепило меня в своей правоте. Серая мышка не дала бы отпор. В критических ситуациях мы раскрываемся на полную.

— У вас богатая фантазия, Владимир Денисович.

— Скоро богатой будет не только она, — подмигнул я, играя свою роль до конца.

— Вот тут распишитесь, — она показала мне место справа внизу, и я поставил свою витиеватую трёхэтажную закорючку.

— Всё, теперь будем ждать ответа вашего отца и далее подадим иск. Окончательную сумму пошлины мы вам сообщим письменно. Приходите через неделю.

Перед прощанием я в шутку приподнял невидимый цилиндр на голове.

— Буду скучать по вашему обществу.

— Тут не могу ответить взаимностью, но как профессионал обещаю — буду бороться за вас до конца.

— Ничего, мы ещё подружимся, — ответил я ей и, посвистывая, покинул здание суда.

* * *

Как только свист отдалился, Марина отложила в сторону документы и облегчëнно выдохнула. Еë руки заметно тряслись, но через пару минут она взяла всë под контроль. Нагловатый бастард чуть не раскрыл её! Два года подготовки могли пойти коту под хвост. Спицын-старший хотел оставить контору на своего сына — тугодума и лоботряса Степана, у которого на уме лишь ипподром и ставки.

В то время как его «друг» Троекурский медленно превращался в слабоумного. Болезнь не поддавалась лечению никакими средствами, магия тут была бессильна. В силах только замедлить процесс, но лекарства стоили дорого, очень дорого. Со временем Троекурские отдали внушительную часть своей доли Спицыну. Негодяй воспользовался слабостью партнёра и стал почти единоличным владельцем нотариальной конторы.

Доходы сократились. Марина пустила в ход даже средства, отложенные в приданное, но отцу этого не говорила. Она, конечно, могла найти обеспеченного мужа, благодаря своей красоте и проницательности, но это унижало её достоинство. Мысль, что она продаёт и предаёт себя, не давала покоя. Так что подобный сценарий Марина отмела.

Ей и так еле удалось отвадить Геннадия Петровича от мысли сосватать её за своего сына Степана. Ради такого пришлось преобразиться до неузнаваемости. Сластолюбец сразу же сказал отцу решительное «нет», а Марина с облегчением выдохнула. К тому же новая легенда позволила ей втереться в доверие к недалёкому Спицыну.

Система права в Российской империи весьма консервативна и обслуживалась в основном мужчинами. Они занимали все важные посты, и женщина-адвокат воспринималась как экзотическая диковинка.

Пока Марина изображала из себя тугодумную дурнушку, способную только на простейшую работу, это никого не напрягало. Она стала в суде тенью. Покладистой и всем удобной. Никто не рассматривал её как угрозу или конкурента.

«Идеальное положение, чтобы найти компромат на Спицына».

Именно этим она и занималась. Да у каждого в шкафу свои скелеты, и Геннадий Петрович не исключение. У неё уже было несколько пикантных и скандальных разоблачений на него, но подать их в лоб она не могла — после такого её не допустят до адвокатской практики. Ей нужно