Я с тебя худею - Татьяна Донченко
Соколов расхаживает по квартире в поисках чистой футболки минуту, может больше, а мне кажется — целую вечность.
— Ты закончила? — надевая футболку, он подходит ко мне и с насмешкой смотрит на меня.
Я громко глотаю и боюсь даже представить, как выгляжу со стороны. Поймана с поличным. Каюсь.
— Чай, говорю, допила? — уточняет он, но по хитрой морде вижу, что он имел в виду вовсе не чай. Видел, как я на него пялилась, гад!
— Д-да, спасибо…
Как же глупо и неловко получилось.
— Кто ты и куда дела Ермакову? — звучит его голос рядом с моим лицом.
Я поднимаю глаза и смотрю на его сияющую физиономию с недоумением. Он поясняет с улыбкой.
— Я думал, что ты запустишь в меня чем-нибудь тяжелым, когда намекнул на порно-киношку. А когда пригрозил затолкать тебе в рот кусок мяса, обычная Олеся, которую я знаю много лет, проткнула бы мне глаз этой самой вилкой…
Он коснулся моей щеки кончиками пальцев и сразу же отдернул руку, словно обжегся.
— Что с тобой, Ермакова? — в его глазах мелькнула тень тревоги. — О чем ты хотела поговорить? Ты собираешься рассказывать или мы весь вечер будем ходить вокруг да около?
Глава 11. Новое условие
— Мне позарез нужно твое участие в литературном форуме, ты меня очень выручишь, если согласишься, но…
Я говорю, а он смотрит на меня сверху вниз со снисходительной улыбкой:
— У тебя всегда есть какое-то «но».
— Прости, — быстро реагирую я и краснею до ушей, — но я не могу согласиться встречаться с тобой.
Боже, я это сказала! Просто камень с души! Мне даже дышать становится легче.
Соколов возвращается на свое место и продолжает есть, как ни в чем ни бывало. Я смотрю на него и жду. Он как будто нарочно заставляет меня нервничать своим упрямым молчанием.
— Не можешь или не хочешь? — наконец говорит он, как только заканчивает с мясом и вытирает губы салфеткой.
— Я не хочу тебе врать, — глупый ответ, но правдивый, потому что прямо сейчас я не понимаю, что чувствую не только к нему, но и вообще.
— Это все из-за того препода, который звонил тебе вчера вечером?
Его проницательность окончательно выбивает почву у меня из-под ног, я молчу и пялюсь на него, не скрывая удивления. Он ждет ответа, а я просто киваю.
— Я так и думал, — он сжимает в руке салфетку. Больше ничем, абсолютно ничем не выдает эмоций.
Наше затянувшееся молчание нарушает внезапный смех Ульяны. Она громко хохочет с чего-то в мультике и выводит нас обоих из задумчивого ступора. Сестра совсем не обращает на нас внимания. Милаш радостно виляет забавным, коротким хвостиком, реагируя на смех сестры.
— Насколько все серьезно? — тон спокойный и можно подумать, что равнодушный.
Я никому, кроме Маруськи не рассказывала о своем помешательстве на Аксенове. Говорить все как есть, начистоту, да еще и Соколову — стыдно и как-то… неправильно.
— Ну, он мне нравится, — выдавливаю из себя самый нейтральный ответ.
— Нравится? — Леша смотрит на меня и хмурит лоб. — То есть никаких отношений между вами нет?
Мотаю головой. Стыжусь и краснею уже почти до слез. Только Соколов способен вызывать у меня подобные эмоции.
— Что ж, хоть это радует, — выдыхает он, и как будто бы оживляется.
— Что именно?
— Что этот твой Виктор Максимович не опустился до интрижки с собственной студенткой.
Ну надо же! Даже имя его запомнил!
— Вообще-то… — я замолкаю, с трудом сдерживаюсь от бесполезных попыток оправдать или как-то защитить преподавателя.
— И как давно ты сохнешь по этому типу, Ермакова? — он смотрит на меня с насмешливым вниманием. А я не понимаю, что же его так радует.
Я пожимаю плечами и потупляю взгляд. Как назло, чай уже закончился, но я все равно делаю вид, будто допиваю остатки, только бы чем-то заняться и не смотреть в глаза Соколову.
— Так вот ради кого ты решила похудеть, — Леша встает и убирает тарелку в посудомойку. — Ты отдаешь себе отчет в том, что не должна меняться ради какого-то…
— Я делаю это не для него и не для кого-то еще, я делаю это для себя! — все, нервы ни к черту. Я уже жалею, что начала этот разговор, он не приводит ни к чему хорошему, а только бесит.
Соколов поворачивается ко мне с сияющей улыбкой:
— Это очень хорошо, Ермакова.
— Почему?
— Потому что если ты изменишься ради этого мужика, а потом поймешь, что сделала это напрасно, то очень быстро вернешься к прежней внешности.
— С чего ты взял, что я сделаю это напрасно? — я скрещиваю руки на груди и смотрю на него в упор. Он отзеркаливает мою позу и смотрит на меня в ответ.
— Если он до сих пор не обратил на тебя внимания, а после похудения — обратит, то тебе точно не нужен этот козел!
Я поднимаю указательный палец вверх, предупреждая быть осторожней со словами, а он усмехается и трет подбородок, погрузившись в свои мысли.
— Ладно, твоя взяла, — задумчиво говорит он и встряхивает плечами, как будто на них свалилась непосильная тяжесть вместе с принятием этого решения. — Хочешь убедиться в том, что твой препод козел, я буду только рад помочь.
— Вот значит, как ты все повернул?
У меня нет слов, я таращусь на него и поспешно моргаю, силясь подобрать слова пообидней.
- Когда, говоришь, твой форум? — внезапно спрашивает он.
— Четвертого ноября.
— То есть, у нас около пяти месяцев, чтобы сделать из тебя конфетку.
Он подмигивает и протягивает руку для пожатия, но я не шевелюсь и смотрю на него, все еще злая.
— Я и забыл, что у тебя проблемы с пожатием рук, — скалится он. — Можно закрепить договор другим способом. Поцелуем, например…
Я быстро протягиваю ему руку, он жмет ее и резко дергает меня к себе. Я ощущаю жар от его тела и мне неуютно от этого, но почему-то не могу заставить себя отстраниться.
— Что на счет твоего условия? — шепчу я, не в силах теперь даже говорить.
— Ты же запретила касаться этой темы. А мне все еще нужен редактор.
Хитрый, хитрый Соколов!
— Ты согласен участвовать в форуме?
— Да. Я уже вписался в это. Еще вчера, помнишь?
Я моргаю и делаю шаг от него. Он отпускает мою руку и смотрит на часы.
— Вас отвезти? Уже почти девять.
Киваю и хватаюсь обеими руками за стол. Мы еще не закончили и не обсудили самый главный вопрос, а у меня совершенно
