Русское язычество. Мифология славян - Николай Иванович Костомаров
Есть образ сеяния тоски (туги).
Ой, посию тугу
Та по всему лугу,
По лугах, бережёньках,
По моих вороженьках.
Как этот образ, так и предшествовавший встречаются в Песне «о полку Игореве». В песне о Марусе и гайдамаках грусть жены о муже и нетерпеливое ожидание его возвращения выражены в следующей форме: Маруся изорала поле мыслями, заборонила карими глазами, полила частыми слезами.
Изорала Марусенька мисленьками поле,
Карими оченьками тай заволочила,
Дрибними слизоньками все поле змочила.
Женщина, сиротствующая в чужой стороне, хочет посеять свой «род» мелким семенем.
Де тебе, роде, узяти?
Чи посияти дрибним насинячком?
Конопля в народной поэзии — образ большею частью грустный. Девица-сирота берет коноплю и просит сырую землю принять ее (см. выше о земле); конопля, растущая в поле, сопоставляется с изменою молодца девице.
Ой, у поли конопель — верхи зелененьки;
Покидае милий милу — вороги раденьки.
Конопля, намоченная в воде, — образ несчастного житья женщины на чужбине.
Ой, як тяжко конопельци в сирий води гнити,
А ще тяжче молодици начужини жити.
Но уклонение от этого печального значения представляет шуточная песня, где вторжение журавля в коноплю символизирует нарушение девства (брачное).
Та внадився журавель
До бабиних конопель —
Таки, таки журавель,
Таки, таки цибатий.
Полынь — символ горемычного житья. Солдат сравнивает с ним свой солдатский быт.
Ой ти, полинь трава,
Ой ти, гиркая трава,
Через тебе, полинюшка,
Гирше в свити нема.
Ой ти, служба моя солдацькая,
Через тебе, через службу,
Гирше в свити нема.
В песне, где описывается дурное обращение свекрови с невесткою, говорится, что она поила ее полынем вместо того, чтобы поить медом и вином, как приказал уехавший сын.
Велив ей наповати медом та вином,
А вона и наповала гирким полинем.
О девушке, которая тяготится своим положением в родительском доме, говорится, что батюшкин хлеб ей пахнет полынью.
Батькова хлиба не хочеться,
Батькив хлиб полинем пахне.
Несчастная в замужестве женщина сопоставляет горечь своего жития с горечью полыни.
Гиркий полин, гиркий полин, гирько его исти;
А еще гирше вид полину из нелюбом систи.
Крапива встречается редко, но всегда в смысле зла и несчастья. Девица не хочет идти замуж, зная, что у нее будет лихая свекровь, и сравнивает ее со жгучею крапивой.
Не пиду я городами, бо кропива жалкая,
Не пиду я во осени замиж, бо свекруха злая.
Бедная женщина говорит, что бросит она дитя в крапиву, а каково этому дитяти в крапиве, таково и ей на чужбине.
Покину дитину в кропивину,
А сама пиду гулять в Украину.
Ой, як тии дитини в кропивини,
То так мини гулять на чужини.
В другой песне девица приносит своему соблазнителю ребенка и говорит, что закинет его в крапиву, если отец не возьмет его.
Ой, на тоби, козаченько, малую дитину;
Як не визмеш, в кропиву закину.
В этой же песне образ терпения, которое она испытывает, ожидая себе наказания, выражается тем, что она рубит крапиву, а за нею ползет ее ребенок.
Дивчинонька кропиву шаткуе,
А за нею дитина рачкуе.
Люли-люли ти, маленький синьку,
Набьють мини та за тебе спинку!
Люли-люли ти, маленький враже,
За тобою вся худоба ляже!
Камыш — очерет — в шуточных песнях с осокой представляют любовную двойственность:
Очерет та осока,
Чорни брови в козака,
На те мати родила,
Щоб дивчина козаченька любила.
С сухим очеретом сопоставляется глуповатый молодец, которого девушка дурачит.
Ой, сухий очерет та прибреховатий,
Чи ти мене не пизнав, пришелеповатий,
Ти думаеш, дурню, що я тебе люблю,
А я тебе, дурню, словами голублю;
Ти думаеш, дурню, що я покохаться,
А я з тебе, дурню, аби посмияться.
В малорусской поэзии мы встречаем несколько растений, имевших несомненно поэтическое значение, но смысл его в настоящее время темен, так как эти растения встречаются очень редко и даже некоторые, сколько нам известно, по одному только разу, таковы: папоротник «царь-зильля», сон-трава, «трой-зильля», Божье дерево, ряска и жемчужная трава.
Папоротник — папороть — встречается в одной песне, где, по одному варианту, девочка-жидовочка, по другому — русалочка загадывает три загадки: что горит без пламени, что растет без корня и что цветет без цвету?
Ой, що горить без полонья?
Ой, що росте без кориня,
А що цвите без всякого цвиту?
(По галицкому варианту:)
А що ми квитне без синего цвиту?
Горить золото без полонья,
Росте каминь без корине,
Цвите напороть без цвиту.
Так отгадывается эта загадка: без пламени горит золото, без корня растет камень, без цвета цветет папоротник. По тому варианту, где загадывает девочка-жидовочка (дивчя-жидивчя), козак отгадывает, по другому девица не отгадала и русалочка защекотала ее.
Дивчинонька загадочки не видгадала,
Русалочка ии залоскотала.
Хотя этот образ состоит в связи с известным суеверием о цветении папоротника в ночь на Ивана Купала, в отношении поэтической символики он остается для нас неясным.
О царь-зильле (Delphinium elatum) одна песня говорит, что оно растет в глубокой долине, на высокой могиле и над ним кукует кукушка. Оставшись одно после того, как вся трава скошена и дуброва вся опустошена, оно просит девицу обмолотъ ее, но девица не смеет, потому что у ворот стоит немилый и держит палки, которыми грозит бить ее по плечам.
Уся травиця покошена,
И диброва спустошена.
Зосталось царь-зильлячко.
«Обполи мене, моя дивочко!» —
«Ой, рада б я обполоти,
Та стоить нелюб у ворот,
Держить кии тоненький
На мои плечи биленький».
