О воле в природе - Артур Шопенгауэр
Примечания
1 То же самое сказал уже Коперник: «Я, с своей стороны, полагаю, что тяготение не что иное, как некоторое природное влечение, врожденное разным частям божественной премудростью творца вселенной, чтобы они стремились к единству и целостности, соединяясь в форму шара. Следует думать, что свойство это присуще даже солнцу, луне, а также и прочим блестящим звездам из числа планет, для того чтобы в силу его влияния они пребывали в своем круговидном движении; тем не яснее они различным образом совершают свое круговращение» (“Nicolai Copernici Torinensis De revolutionibus orbium coelestium”[105]. Lib. I, Сар. IX. – Ср. “Exposition des Découvertes de M. le Chevalier Newton”[106], par m. Maclaurin, traduit de l’Angleis par m. Lavirotte (Paris, 1749, стр. 45).
Гершель, очевидно, убедился, что если мы не станем, подобно Картезию, объяснять тяготение толчком извне, то неизбежно должны будем признать некую присущую телам волю. Non datur tertium[107].
Прибавление к 3-му изданию.
2 Который ближе его сердцу, чем любое знание или истина на свете.
Прибавление к 3-му изданию.
3 Вслед за ним повторил ее и Цицерон в двух последних главах своего “Somnium Scipionis”[108].
Прибавление к 3-му изданию.
4 Также Maclaurin в своем “An Account of Sir Isaac Newton’s Philosophical Discoveries, in Four Books”[109], p. 102, делает этот принцип своей исходной точкой.
Прибавление к 3-му изданию.
5 «Что же из того, что все отцы Церкви говорят так, – а я говорю иначе» (лат.).
Языковедение
Под этой рубрикою я хочу поделиться только одним наблюдением, которое я сам сделал в последние годы и которое до сих пор, кажется, ускользало от общего внимания. А что оно тем не менее заслуживает последнего, это доказывает изречение Сенеки: Mira in quibusdam rebus verborum proprietas est, et consuetudo sermonis antiqui quaedam efficacissimis notis signat (L. Annaei Senecae. “Epistulae morales ad Lucilium”, Epist. 81[110])1. И Лихтенберг говорит: «Кто сам много думает, тот постигает, что много мудрости внесено в язык. И невероятно даже, чтобы мы все его вносили туда сами: нет, в самом языке, действительно, таится много мудрости».
Во многих, а быть может, и во всех языках, действие бессознательных, даже безжизненных тел выражается с помощью глагола «хотеть»; им, следовательно, наперед приписывается известная воля, но никогда не приписывается им познание, представление, восприятие, мышление: я не знаю ни одного выражения, которое заключало бы в себе последний смысл.
Так, Сенека (“Naturales Quaestiones”[111], II, 24) о низвергающемся огне молнии говорит: «В данном случае с огнем происходит то же, что с деревьями: верхушки тонких деревьев можно до такой степени пригнуть книзу, что они даже коснутся земли; но стоит выпустить их, как они сейчас же выпрямятся и отпрянут на свое место. Не следует поэтому принимать в расчет такое положение вещи, которое придано ей помимо ее воли. Если дать огню волю, он устремится в небо». В более широком смысле говорит Плиний (“Naturalis historia”[112], 37, 15): «Во всяком отделе природы следует искать не разума, а воли». Не менее свидетельств дает нам греческий язык. Аристотель, объясняя тяготение, говорит (“De coelo”[113], II, с. 13): «Маленькая частица земля, поднятая и пущенная в пространство, несется и не хочет остановиться на месте». А в следующей главе: «Каждую вещь следует определять по тому, чем она хочет быть и что она представляет по своей природе, а не по тому, чем она бывает насильно и вопреки своей природе». Крайне важно, и уже не с одной только лингвистической стороны, то обстоятельство, что в “Ethica magna”[114], I, с. 14, где речь ясно идет как о неодушевленных предметах (об огне, тяготеющем кверху, и о земле, тяготеющей книзу), так и о животных, – Аристотель говорит следующее: «Их можно принудить к действиям, идущим вразрез с их природой или с их волей», – παρα φυσιν τι η παρ’ἀ βουλονται ποιειν; вы видите, что как парафразу παρα φυσιν он совершенно правильно употребляет παρ’ἀ βουλονται. Анакреон в 29-й оде, εις Βαϑυλλον[115], заказывая портрет своей возлюбленной, говорит о волосах: «Пряди волос пусть лежат в беспорядке и свободно, как им захочется». По-немецки Бюргер говорит: “Hinab will der Bach, nicht hinan”2. И в обыденной жизни мы ежедневно употребляем такие выражения: “Das Wasser siedet, es will überlaufen” (вода кипит, она уйдет); “Das Gefäss will bersten” (стакан треснет); “Die Leiter will nicht stehn” (лестница не устоит); “Le feu ne veut pas brûler” (огонь не хочет гореть); “La corde, une fois tordue, veut toujours se retorder” (однажды скрученная веревка постоянно норовит раскрутиться). В английском языке глагол «хотеть» превратился даже в глагол вспомогательный к будущему времени всех остальных глаголов – этим выражается, что в основании всякого действия лежит хотение. Впрочем, стремление бессознательных и неодушевленных вещей прямо выражается еще словом “to want”, которое употребляют для обозначения всякого человеческого вожделения и стремления: “The water wants to get out” (вода уйдет); “The steam wants to make itself way through…” (пар стремится сам проложить себе дорогу…). В итальянском языке дело обстоит так же: “Vuol piovere” (собирается дождь); “Quest’orologio non vuol andare” (эти часы не хотят идти). Кроме того, понятие хотения столь глубоко проникло в этот язык, что оно применяется для обозначения всякого требования и необходимости: “Vi vuol un contrapeso” (необходимо уравновесить); “Vi vuol pazienza” (здесь нужно терпение).
Даже в китайском языке, существенно отличающемся от всех языков санскритского корня, мы находим весьма выразительный пример этого рода: именно в комментарии к «И-кингу»[116], по точному переводу патера Региса, сказано: «Янг (Yang), или небесная материя, хочет вернуться назад или (пользуясь словами ученого Чинг-Тзе) хочет снова быть в более высоком месте; т. е. того требует основание ее природы, или врожденный закон» (“Y-king, antiquissimus Sinarum
