О воле в природе - Артур Шопенгауэр
От этого отступления, в которое 18 лет назад вовлекло меня зрелище служения современности и тартюфианства – впрочем, тогда еще не достигших такого расцвета, как ныне, – я возвращаюсь к той части своего учения, которая была хоть и не самостоятельно продумана, но все-таки подтверждена г. Брандисом, для того чтобы сделать к ней несколько пояснений, к которым впоследствии я присоединю еще несколько других подтверждений, полученных ею со стороны физиологии.
Три допущения, которые Кант в своей трансцендентальной диалектике подверг разбору под именем идей разума и которые он на основании этого разбора устранил из теоретической философии, вплоть до совершенного этим великим человеком полного преобразования философии, постоянно мешали более глубокому проникновению в природу. Для предмета настоящего нашего исследования таким препятствием служила одна из так называемых идей разума – идея души, этого метафизического существа, в абсолютной простоте которого познание и воля навеки сочетались и сливались в неразрывное единство. Никакая философская физиология не могла возникнуть, покуда царила эта идея, тем более что одновременно с нею необходимо было допустить и коррелят ее, реально существующую и чисто пассивную материю, как вещество тела2. Вот почему эта идея разума, идея души, и была виновницей того, что в начале прошлого столетия знаменитый химик и физиолог Георг Эрнст Шталь не напал на истину, к которой он подошел было крайне близко и которой совсем достиг бы, если бы мог поставить на место “anima rationalis”[36] голую, еще бессознательную волю, которая одна метафизична. Но под влиянием названной идеи он не мог учить ничему иному, кроме того, что простая, разумная душа и есть то начало, которое создает себе тело и направляет и исполняет в нем все внутренние органические функции, причем, однако – хотя познание и есть основное назначение и как бы субстанция ее существа, – ничего об этом не знает и не ведает. Такое учение скрывало в себе некоторую бессмыслицу, что́ и делало его несостоятельным. Оно было вытеснено учением Галлера о раздражительности и чувствительности, которые, хотя понятие о них и было найдено чисто эмпирическим путем, все-таки представляли собою две “qualitates occultae”[37], где всякое объяснение кончается. Движение сердца и внутренностей Галлер приписал раздражительности. Anima же rationalis, как ни в чем не бывало, не потерпела урона в своей чести и достоинстве и осталась чуждой гостьей в доме тела3. «Истина запрятана глубоко в колодце», – сказал Демокрит[38], и люди целые тысячелетия со вздохом повторяли то же самое: но что же в этом удивительного, если ее бьют по пальцам, как только она вздумает выйти оттуда?
Основной чертой моего учения, противополагающей его всем прежним, является полное отделение воли от познания, которые все предшествовавшие мне философы считали нераздельными; они признавали даже, что воля обусловлена познанием, которое является де основным элементом нашего духовного существа и, мало того, служит просто-напросто функцией познания. Мое же разделение, мною сделанное разложение столь долго пребывавшего в неделимости «я», или души, на две разнородные составные части, является для философии тем же, чем было для химии разложение воды, – хоть и призна́ют это лишь потом. Вечный и неразрушимый элемент в человеке, то, что составляет его жизненное начало, это у меня не душа, а, выражаясь химически, радикал души, что́ и есть воля. Так называемая душа – уже нечто составное: она являет собою соединение воли с νους, интеллектом. Этот интеллект – нечто второстепенное, posterius организма и, как простая мозговая функция, им обусловливается. Воля, напротив, первична, она – prius организма, и последний обусловливается ею. Ибо воля – та внутренняя сущность, которая только в представлении (указанной простой функции мозга) является в виде нашего органического тела; только в силу форм познания (или мозговых функций), только в представлении, тело каждого человека дано ему, как нечто протяженное, расчлененное и органическое, а не таково оно вне этих форм, непосредственно в самосознании. Подобно тому как движения тела – это только отражающиеся в представлении отдельные акты воли, так и субстрат этих движений, форма тела, это образ воли в ее целом; и потому во всех органических функциях тела, точно также как и во внешних его движениях, agens – воля. Истинная физиология, достигнув своей вершины, показывает, что духовное начало в человеке (познание) является продуктом его физического начала, и это лучше всех сделал Кабанис; но истинная метафизика учит нас, что это физическое начало само не что иное, как продукт, или, скорее, проявление какого-то начала духовного (воли); она учит даже, что самая материя обусловлена представлением, в котором она только и существует. Наглядное созерцание и мышление все более и более станут объяснять из организма, воление же – никогда; наоборот, из воли будут объяснять организм, как я доказываю это под следующей рубрикою. Итак, я устанавливаю, во‐первых, волю как вещь в себе, как начало, совершенно первичное; во‐вторых, ее простую видимость, объективацию – тело, и, в‐третьих – познание, как простую функцию одной из частей этого тела. Эта часть