На окраине Руси. Мифология и язычество балтов - Теобальд

de sacrificiis et idolatria veterum Borussorum, Livonum aliarumtpie vicinarum gentium», легкомысленно смешивает литовский язык с белорусским и на «linqua Ruthenica» приводит следующее «funebris lamentation», уверяя, что оно русское:

«Га, леле и прочь ти мене умарл? И за ти не мэль што ести альбо пити? И прочь ти умарл?.. Ра, леле, и за ти не мэль красное млодзице? И прочь ти умарл?»

(Мержинский, Киевский реферат, с. 183).

Иностранные писатели, повторившие этот сумбур, хорошее же приобрели понятие о русском языке! Вот они «исторические источники»!

Крашевский эту «Рауду» передал прекрасным звучным стихом в поэме своей «Витолерауда». Прилагаю ее в переводе:

Зачем ты нас бросил, чего не хватало Тебе здесь, усопший наш брат? Иль в доме печально? Иль радостей мало? Иль нашей любви ты не рад? Иль мало осталося дикого зверя В литовских дремучих лесах? Иль встретилась в жизни потеря? Иль лук сокрушился в боях? Иль мало тебя мы здесь, брат, уважали? Иль братьев не жил был привет? Жена ли и дети любить перестали, Покинуть заставили свет? Зачем же оставил ты здесь сиротами Жену и детей и родимую мать? Зачем мы должны обливаться слезами И больше уж в жизни тебя не встречать?

Для погребения одевали покойника, если он принадлежал к высшему сословию, в лучшие его одежды, опоясывали мечом и, как подробно описано в «Загробной жизни по литовско-языческим представлениям», приготовляли к торжественному сожжению по тогдашним обрядам вместе с любимыми рабами, а иногда и с пленниками, а также с конем, псами, соколами и пр. Простых людей хоронили с орудиями их промысла, так как верили, что и за гробом человек будет принадлежать к тому же сословию, к какому принадлежал при жизни. Кроме того, мужчинам затыкали за пояс топор и вокруг шеи обматывали полотенце, в которое завязывали по мере возможности несколько монет. Женщинам давали в гроб иглу с нитками, дабы покойница могла починить свою одежду. Молодых парней хоронили с кнутом за поясом, девушек с венком на голове, а детей осыпали полевыми цветами (Стрыйк., с. 143; Юцев., с. 295).

Пруссаки и жмудины вместе с покойником погребали деньги, хлеб и кувшин меду или пива, дабы душа не чувствовала ни голода, ни жажды. По замечанию Войцицкого, в Красной Руси в настоящее время вместо погребения хлеба с покойником кладут на гроб два каравая хлеба, которые потом забирает священник. Для поминовения же души (на панихиду) жертвуют в церковь миску, ложку и рюмку; если по мужчине, то прибавляют еще сорочку, а если по женщине, то «примитку» (кусок холста).

Но от смерти до погребения еще далеко, особенно если покойный был князь или знатный байорас (боярин).

Мержинский в неизданном манускрипте своем, разбирая [сочинения] некоторых писателей о литовской мифологии, приводит чрезвычайно важные выписки из Вульфстана, путешественника, жившего во второй половине IX века. Он всех литовцев называет эстами. По замечанию Мержинского, эстами назывались вообще народы, обитавшие на севере и востоке от народов, занимавших левый берег Вислы, – очевидно, славянские или, вернее, польские; на правом же берегу были земли пруссов, по Тациту – литовской расы, а по Вульфстану – эсты.

Вульфстан говорит:

«Есть у эстов обычай, что ежели умрет мужчина, то лежит в кругу родных и друзей целый месяц несожженным, а иногда и два; короли же и иные высшего звания люди лежать тем долее, чем больше имеют богатств; иногда лежат несожженными до полугода и лежат на поверхности земли, в своих домах, и в продолжение всего того времени, в которое лежит тело внутри дома, обязаны пить и веселиться, покуда тело не сожгут. В тот же день, в который намереваются возложить тело на костер, делят его имение, оставшееся еще после попоек и веселья, на пять, на шесть, а иногда и на большее число частей, смотря по величине имения. Затем самую большую часть складывают в одной миле от места пребывания покойника, другую ближе, потом третью, пока не разложат все на протяжении одной мили, а самую меньшую часть ближе к месту погребения. Потом собираются все те, которые имеют самых быстрых лошадей на пять и за шесть миль из окрестности, и тогда начинают все скакать вперегонки к самой отдаленной части раздела. Тот, чей конь быстрее прочих и прибывает к части первой и наибольшей, овладевает ею; прочим, по мере отсталости, присуждаются и остальные части. Каждый с захваченною частью возвращается домой и оставляет ее у себя. По этой причине