Император Адриан. Эллинофил на троне Рима - Игорь Олегович Князький
Мода на бритьё пришла из мира эллинистического. Александр Македонский на всех своих изображениях предстаёт с гладко выбритым лицом. Эту моду у него немедленно переняли его ближайшие сподвижники – диадохи. Об этом говорят их сохранившиеся скульптурные портреты – и Лисимаха, и Птолемея I, и Антигона I, и сына его Деметрия Полиоркета… Мода на бритьё бороды утвердилась в военно-политических верхах эллинистического мира, но не затронула философов. Они оставались верны древней традиции.
В Риме первым пренебрёг давним обычаем предков знаменитый полководец Публий Корнелий Сципион Африканский, славный победитель грозного Ганнибала в битве при Заме. Он, находясь на Сицилии, стал откровенно предпочитать римской тунике греческий хитон, римским палию и пенуле – греческие хламиду и гимматий, вместо римских сапожек стал обувать греческие сандалии. Ну и по примеру эллинистических полководцев сбрил бороду. Популярность победителя Ганнибала была высока и, хотя иные и осудили его за следование обычаям эллинов и македонян, но моду римская знать, а за ней и все римляне, восприняли. Более трёх столетий – от Сципиона Африканского до нашего героя – брадобритие у римлян стало общепринятой нормой. Бороду Адриана, призванную скрыть какой-то дефект его лица, до поры до времени воспринимали как индивидуальную особенность человека, чрезмерно увлёкшегося примерами классической, доэллинистической Греции. Когда же Адриан стал императором, то борода взяла уверенный реванш у брадобрития. Римляне вновь стали преимущественно бородатыми мужчинами. Следующим гладко выбритым императором через два века после Адриана станет Константин Великий[609].
Вернёмся же к кругу общения Адриана в интеллектуальном сообществе Вечного города. Наиболее известным, незаурядным в нём традиционно признаётся Фаворин (ок. 81 – ок. 150 гг.). Он был галлом по происхождению, уроженцем города Арелата (совр. Арль во Франции), получил великолепное образование и был учеником знаменитого Диона Хрисостома из Прусы. Фаворин, римский гражданин, идеально усвоил не только язык Цезаря и Цицерона, но и «божественную эллинскую речь», каковой в своих интеллектуальных трудах отдавал предпочтение. Он был близко знаком со многими выдающимися представителями античной культуры своего времени. Среди тех, с кем, как полагают, Фаворин мог быть знаком, сам Эпиктет. Был также другом Плутарха, Герода Аттика и Фронтона, долгие годы провёл в Афинах. Будучи выдающимся софистом, оратором, литератором, а также живым и замечательно остроумным человеком, Фаворин привлекал к себе многих людей[610]. С другой стороны, его неординарность, оригинальность в суждениях иным его современникам-интеллектуалам была не по сердцу. Так он подвергался полемическим нападкам со стороны знаменитого врача Галена, не избежал и сатирических наскоков известнейшего Лукиана[611]. Но они не подрывали его репутацию. Учеников и поклонников у Фаворина было великое множество. В числе друзей, слушателей и учеников мудреца из Арелата были люди уважаемые, руководствовавшиеся, прежде всего, соображениями престижа, вплоть до сенатора из знатнейшей фамилии, философы[612]. Вот что писал об общении с Фаворином один из наиболее известных деятелей античной культуры II века Авл Геллий в своих «Аттических ночах»: «Мы обычно весь день проводили с Фаворином, и этот человек, говорящий невообразимо чудесно, приковывал наши души, и куда бы он ни пошёл, мы, ради его красноречия, следовали за ним, словно пленники: так он прекраснейшими речами ласкал повсюду наш слух»[613].
Фаворин стал любимым учителем Авла Геллия, покорённого его широчайшей эрудицией[614]. Но был он не только ритором и софистом, как именовал его почтительный и внимательный ученик. Фаворин замечательно разбирался в судебных вопросах и мог здесь дать высококвалифицированный совет по любой, даже запутанной проблеме[615].
Разумеется, Адриан не мог пройти мимо знакомства и общения с таким интеллектуально одарённым и уважаемым человеком. О высокой оценке Адрианом Фаворина свидетельствует и причисление его к всадническому сословию. Вскоре, однако, неординарность Фаворина, яркость его интеллекта, филигранность суждений, ораторский дар стали вызывать у императора сначала глухое, а затем и явное раздражение. Такой тонкий человек, как Фаворин, не мог этого не почувствовать, потому и стал с Адрианом предельно осторожен. Вот что сообщают нам римские авторы об этой стороне взаимоотношений императора и учёного: «Фаворин, намереваясь выступить перед императором в суде по делу об освобождении от податей, которого он добивался для своей родины, почувствовал, что проиграет дело и подвергнется унижению, поэтому он просто явился в судебное присутствие и ограничился только таким заявлением: „Мой учитель, явившись мне во сне этой ночью, повелел мне исполнить свой долг перед родиной, так как я рождён для неё“»[616]. Это написал в своей «Римской истории» Дион Кассий. А вот что сообщает нам биограф Адриана Элий Спартиан: «Когда однажды он (Адриан – И.К.) стал порицать какое-то выражение, употреблённое Фаворином, последний согласился с ним. Друзья упрекнули его за то, что он напрасно согласился с Адрианом относительно выражения, которое употребляли хорошие авторы. Ответ Фаворина вызвал веселый смех. Он сказал: „Вы даёте мне неправильный совет, друзья, если не позволяете мне считать самым учёным среди всех того, кто командует тридцатью легионами“»[617].
Тем не менее долгой дружбы у Адриана и Фаворина не получилось. Возможно, ядовитые шутки, подобно той, которую воспроизвёл Элий Спартиан, всё же доходили до императора и заставляли его крепко сомневаться в искренности внешнего смирения и почтительности со стороны философа. Потому для Фаворина его дружба с властелином Рима завершилась ссылкой на остров Хиос. Участь, право, много лучшая, нежели славного архитектора из Дамаска, но всё же не лишённая унижения. Впрочем,
