Первая война Гитлера - Томас Вебер
Следовательно, нет причины сомневаться, хотя и никто не принимал его особенно серьёзно, что похоже Гитлер любил компанию вспомогательного персонала полкового штаба, стараясь по-своему подойти к каждому. Также нет причины подвергать сомнению то, что хотя на него смотрели как на чудака, его весьма любили среди вспомогательного персонала полкового штаба. Между тем для офицеров полкового штаба Гитлер был послушным, старавшимся предугадать их желания, и тем самым делавшим себя популярным среди начальства.
Дружеские отношения с офицерами не были необычными среди людей в полковом штабе. "Все действующие офицеры здесь очень добры и дружелюбны, и можно по-дружески абсолютно им довериться, - рассказывал Алоиз Шнельдорфер своим родителям, – Среди них полковник Шпатни. Я раньше посылал домой его изображение. Он наш полковой командир".
Гитлер особенно хорошо ладил с Максом Аманом, старшим сержантом полка, который был на два года его моложе. Аман был наиболее важным из низшего персонала полка. Невысокий человек с белокурыми волосами и усами, который, как было отмечено, "выглядел сильным и активным, с тяжёлой головой и короткой шеей, почти спрятавшейся среди его плеч", Аман был логистической головой полкового штаба. "Офис стратегических исследований" (Office of Strategic Services, OSS), организация-предшественник ЦРУ, в 1943 году придёт к заключению, что Гитлер смоделировал себя на примере Амана, которого он узнал во время Первой мировой войны. "Аман – это типичный милитаризованный человек, и он знает про себя, что он типичный. У него есть уверенность в провозглашении своего права решать все вопросы, даже такие, что находятся за пределами его горизонта. Он типичен как сержант и мини-фюрер, разновидность, на которой Гитлер основал свою власть". Сходным образом Фрей вспоминал про Амана: "Под его управлением был полковой офис, он был в ранге старшего сержанта, небольшого роста, просительный, раболепный, умный в обхождении со своими начальниками, и жестокий в обращении со своими подчинёнными". Гитлер также был в хороших отношениях с Адольфом Майером, офицером разведки полка, и с Фрицем Видерманом, полковым адъютантом, который считал Гитлера "смелым и надёжным" и "особенно тихим, скромным и заслуживающим доверия подчинённым" с "невоенным поведением и лёгким австрийским акцентом".
В 1947 году Макс Аман описал Гитлера во время Первой мировой войны: "Он был послушен, усерден и скромен… Он был всегда предан, всегда лоялен… Он всегда был готов для службы". Аман вспоминал, что когда во время войны он вошёл в комнату полковых посыльных посреди ночи и крикнул: "Депеша", - никто не пошевелился, только Гитлер подскочил для действия. Когда я сказал: "Всегда ты", - он ответил: "Пусть остальные спят, для меня это не проблема"…. Он всегда был хорошим и активным солдатом, который также никогда ничем не похвалялся".
Рядовой Гитлер в течение войны получал благодарности за своё поведение в отношении своих начальников. Полковой штаб в отсутствие друзей и семейных уз стал для Гитлера его заместительной семьёй.
Образ Гитлера, который мы получаем от его товарищей – это одиночка, сидящий в углу, постоянно рисующий и читающий (путеводители по искусству Берлина или Брюсселя и прежде всего газеты, а не Шопенгауэра и Ницше, как позже станут заявлять Гитлер и один из его товарищей), время от времени общаясь с людьми вокруг него. По словам Амана все в полковом штабе говорили о Гитлере как о "живописце" или "художнике". Даже любимое времяпрепровождение солдат Первой мировой войны, написание писем, было тем занятием, которым Гитлер мало увлекался. За исключением семьи своего хозяина квартиры в Мюнхене и ещё одного знакомого, с которым он даже не был в близких отношениях, ему некому было писать. Как станет рассказывать Макс Аман в 1947 году своим следователям из США: "Он был самым несчастным солдатом. У него не было никого, кто послал бы ему посылку".
По мере развития хода войны Гитлер даже перестанет писать своим знакомым. Его развивавшееся, но всё ещё сбивчивое и менявшееся мировоззрение получало информацию как из своего чтения, так и из взглядов его непосредственных товарищей среди вспомогательного персонала полкового штаба. Его поведение и личность были такими, что мало удивительного в том, что его никогда не повышали во время войны выше звания ефрейтора, даже если его добросовестность и приверженность принесут ему самую высокую военную награду Германии, доступную людям его ранга – два Железных Креста.
Довольно неправдоподобно и абсурдно Макс Аман будет рассказывать следователям из США после своего пленения в 1945 году, что Гитлер "не был повышен потому, что не было вакансии". Равным образом абсурдно Бруно Хорн, который на какое-то время был офицером, командовавшим посыльными в полковом штабе, будет заявлять при даче свидетельских показаний в процессе о клевете, который в 1932 году возбудил Гитлер против газеты, ставившей под сомнение его военную карьеру: "Если бы Гитлера повысили до сержанта, то он не смог бы оставаться посыльным и полк потерял бы своего лучшего посыльного". Очевидный недостаток в рассуждениях Хорна в том, что если бы Гитлера считали настолько талантливым, как утверждал Хорн, то командир полка явно предпочёл бы использовать его таланты для более важной и вышестоящей должности, чем должность посыльного.
Также высказывалось мнение, что Гитлер не хотел, чтобы его рассматривали для продвижения, из страха, что он должен будет покинуть свой полк. Однако это почти определённо не было причиной, поскольку повышение не обязательно влекло за собой перевод в другую часть, как ясно видно из случаев Александра Морица и Адольфа Майера, среди множества других, которые были повышены и всё же остались в 16‑м полку.
В прямом противоречии со своими собственными показаниями в 1945 году даже Аман подтвердил допрашивавшим его в 1947, что Гитлер мог быть повышен в 16‑м полку, что также подтверждается мемуарами Видемана:
Однажды я предложил его в качестве кандидата на звание сержанта. Наш сержант, командовавший посыльными, был ранен и я сказал: мы возьмём следующего. Ефрейтор Гитлер, его давно пора было повысить. Вот почему я предложил его Видеману … Его привели ко мне, и я сказал: "Поздравляю, Вы
