Филипп Контамин - Война в Средние века
В Италии в третьей четверти XV в. существовали следующие типы пехотинцев (fanti):
а) копейщики (lanceri) с длинным или коротким копьем по необходимости;
б) арбалетчики (balestrieri), вооруженные простым арбалетом или арбалетом с воротом (ad molinellum);
в) лучники (arceri), хотя лучники английского происхождения после 1430 г. почти полностью исчезли;
г) пикинеры (picchieri);
д) щитоносцы (rotularii) с маленькими круглыми щитами;
е) тарченосцы (targhieri, или targhe), действующие вместе со стрелками;
ж) скопитарии (schiopettari, или schioppeteri), вооруженные скопитусами (scopetti) из бронзы или железа. Долгое время они входили в состав только гарнизонных частей для защиты городов или крепостей, но с 1430-1440 гг. их можно встретить уже на поле боя – в 1448 г. в битве при Караваджо в армии Франческо Сфорца было столько скопитариев, что из-за дыма им трудно было ориентироваться[298].
Но самой примечательной была, конечно, пехота старинных союзов Верхней Германии. Воинская репутация швейцарцев сложилась довольно рано, свидетельство тому – хроника начала XIV в., написанная францисканцем Иоанном Винтертурским, который с восхищением говорит об их алебардах. В то время горные кантоны Центральной Швейцарии (Ури, Швиц и Унтервальден), первоначальное ядро Швейцарской конфедерации, становятся поставщиками пеших наемников для службы у разных иностранных государств, но, возможно, прежде всего у городов на равнине, таких как Цюрих и Берн: последний в битве при Лаупене в 1339 г. против австрийской армии поставил в авангард своих сил отряд горцев.
После победы при Земпахе в 1386 г. эта тенденция усилилась и сеймы начали издавать первые запреты на службу за рубежом. Экспорт воинов теперь захватил не только горные районы, но и города с их окрестностями: с 1422 г. Цюрих запрещает своим гражданам и подданным «искать войны» за плату как у членов Конфедерации, так и у иноземных властей. К 1424 г. относится первое свидетельство об официальной просьбе извне: флорентийские послы ходатайствуют перед сеймом Конфедерации о предоставлении помощи – 10 000 наемных воинов. Что касается Франции, то будущий Людовик I во главе «живодеров» вступил в схватку со швейцарцами и разбил их в битве при Санкт-Якоб-ан-дер-Бирс близ Базеля в 1444 г.[299] Швейцарцы стяжали славу, прежде всего, в битве при Монлери: Коммин отмечает, что со стороны Лиги в ней участвовало «500 швейцарских пехотинцев; последние впервые появились в нашем королевстве, проложив путь другим, которых стали впоследствии призывать, так как они, где бы ни воевали, всюду проявляли большую храбрость»[300].
С некоторым запозданием значение пехоты явно начинает возрастать и в германском регионе. В 1422 г. на рейхстаге в Нюрнберге император Сигизмунд и князья договорились сформировать две армии против гуситов: одна – для войны с ними на уничтожение, другая – для снятия осады с крепости Карлштейн. Если первая состояла из кавалеристов и лучников (впрочем, более многочисленных, чем конница), то во второй преобладание пехоты было подавляющим – 1970 «копий» на 37 400 пехотинцев; на практике предполагаемая численность достигнута не была, и имперские силы составили всего 1656 всадников (т. е. 552 «копья») и 31 000 пехотинцев.
Но особенно важным было появление в последние годы XV в. ландскнехтов. По происхождению, по крайней мере в Верхней Германии, их традиционно связывают с объединениями молодежи, воинскими союзами молодых (Knabenschaften), бандами «слуг» (Knechte), которые то вели частные войны, грабя путешественников, отбирая урожай и угоняя скот ради собственной выгоды, то нанимались на службу к городам, например, когда те объединялись в федерации для борьбы с князьями или рыцарскими союзами. Эти молодежные братства, разнузданные и дикие, порой называли «вольницами». Например, в 1376 г. на службе у швабских городов было «много пеших воинов из вольниц, в толстых жаках, с копьями и арбалетами»[301]. По крайней мере, первое время большинство ландскнехтов происходили из Верхней Германии, с окраин Швейцарии – от Форарльберга до Зундгау. Как социальную основу для нового вида войска их смогло использовать государство, т. е. Максимилиан Габсбург, видимо, последовавший советам бывших вассалов Карла Смелого, таких, как графы Ромон и Нассау – свидетелей поражений своего повелителя от швейцарцев. Именно для того, чтобы «дать встряску французам на границах» Фландрии, в 1486 г. римский король впервые использовал швейцарцев, а также ландскнехтов (Landsknechte), т. е. «наемников», в противоположность наемникам из Чехии (трабантам) или из Швейцарии: «Ему дали совет собрать великое множество воинов, из которых швейцарцев у него было от трех до четырех тысяч и столько же немецких ландскнехтов, а также немало пикардийцев, геннегаусцев и прочих, как конных, так и пеших, числом от четырнадцати до пятнадцати тысяч, под началом монсеньора Филиппа Клевского, князя де Шиме, графа Нассау и прочих вождей и воинских капитанов»[302]. Но за предыдущий год Молине упоминает вступление в город Гент, «в самом прекрасном строю и пешим порядком», «монсеньора графа Нассау, сеньора де Монтиньи, сеньора де Пальма и прочих во главе пяти тысяч немцев, шествовавших колонной по восемь человек в ряд»[303].
Итак, к 1500 г. во многих странах Запада появилась пехота, очень непохожая на пеших воинов, традиционно использовавшихся на протяжении всего Средневековья. Она состояла из больших групп пехотинцев, получивших определенную воинскую специальность и обученных, входящих в состав частей, тактика которых предполагала глубокое построение; уже благодаря самой своей многочисленности, эти части лучше противостояли атакам конницы, которой в результате пришлось найти новые приемы боя.
4. АРТИЛЛЕРИЯ
Современники быстро осознали, насколько серьезно изменило военное искусство появление артиллерии. Именно технические новшества имеет в виду Жан де Бюэй, когда пишет в «Юноше»: «Со дня на день и все более и более множатся изобретения людей и обновляются приемы деятельности <...>, и сейчас есть много вещей и хитроумных изобретений, о которых другие не знали и не использовали их»[304].
Технические аспектыИстория изобретения пороха и появления пушек и боеприпасов очень скоро обросла мифами и легендами. Петрарка, благоговевший перед греко-римской цивилизацией, полагал, что древние не могли не знать о применении пороха. То же суждение встречается в письме папы Пия II герцогу Федериго Урбинскому: «У Гомера и Вергилия можно найти описание всех видов оружия, используемых в нашем веке». Вальтурио, автор трактата «О военном деле» (De re militari) (1472 г.), видит в Архимеде изобретателя пушек. Правда, тогда же Франческо ди Джорджо Мартини отмечал, что если бы у древних были пушки, в развалинах их крепостей нашлись бы амбразуры»[305].
Авторы, сожалеющие об изобретении артиллерии и пороха, приписывают его чужеземцам или, скорее, неверным (туркам и китайцам). Флавио Бьондо в «Риме торжествующем» (Roma Triumphans) (1455-1463 гг.) возлагает ответственность за изобретение пороха на одного немца середины XIV в. и относит его первое употребление к Кьоджинской войне между Генуей и Венецией (1378-1381 гг.). В 1493 г. Антонио Корнадзано дополняет легенду, утверждая, что этот немец был монахом-алхимиком и обучал венецианцев в 1380 г. Позже этого монаха переселили в конец XIII в. и дали ему имя – Бертольд Шварц из Фрайбурга. Испанские источники предлагают другую версию: первыми использовали порох мавры в 1343 г., во время войны с Альфонсом XI.
Традиционно подчеркивался дьявольский характер этого изобретения. Джон Мирфилд около 1390 г. говорит об «этом смертоносном дьявольском инструменте, каковой обычно зовут пушкой (gonne)». Франческо ди Джорджо, сам военный инженер, присоединяется к тем, кто определяет это изобретение как «не человеческое, но дьявольское». В XV в. «Книга о секрете артиллерии и пушечного дела» приписывает его «мастеру Бертрану, великому чернокнижнику» и алхимику. Но главную роль здесь якобы сыграл случай. Сначала мастер просто хотел получить «красивую краску, сходную с золотом, для изготовления коей взял он селитру, серу, свинец, масла и оные субстанции смешал и поместил смесь в глиняный горшок, каковой, должным образом закупорив, поставил на огонь». Когда ингредиенты нагрелись, горшок, конечно, взорвался. Алхимик повторил опыт, использовав тщательно закрытый медный горшок. Тогда он понял, как можно использовать эту взрывную силу, усовершенствовал пропорции и «заказал устройство на манер пушки». Так якобы было открыто «пушечное дело»[306]. Связь магии и артиллерии обнаруживается и в истории о «бомбардире» из Меца по имени Камуфль, о котором приблизительно в 1437 г. говорили, «что он трижды в день стрелял, когда пожелает, и прибегал к магическому искусству»[307].
