Император Адриан. Эллинофил на троне Рима - Игорь Олегович Князький
В то же время Адриан отнюдь не пренебрежительно относился и к простому народу. Он старался быть, да, похоже, и был императором всех римлян, а не только верхов общества – сенаторского сословия и всадничества. И вновь Элий Спартиан: «В беседах с людьми даже очень низкого звания он проявлял исключительную любезность и ненавидел тех, кто неодобрительно относился к этому, доставлявшему ему удовольствие, проявлению человечности под тем предлогом, будто они оберегают достоинство государя»[318]. А Дион Кассий приводит пример, что, «когда однажды во время прогулки к нему обратилась с каким-то прошением женщина, он сначала сказал ей, что ему некогда, но потом, когда она воскликнула: „Тогда не будь императором!“, он обернулся и выслушал её»[319].
В подлинность этой истории, правда, не очень-то верится. Здесь, похоже, мы имеем дело с так называемым «бродячим сюжетом». Точно такие же истории нам доносит Плутарх об отце Александра Македонского Филиппе II и сыне диадоха Антигона, славном покорителе крепостей Деметрии Полиоркете. Есть подобный рассказ и о старейшем сподвижнике Александра Великого Антипатре. Наконец, подобная история есть и о Траяне. Она даже настолько вдохновила великого Данте, что он нашёл для неё место в своей «Божественной комедии»[320].
Но не следует забывать, что при этом Адриан чётко блюл сословные различия, не позволял принижать исторические привилегии: «Римским всадникам он ни в своё отсутствие, ни при себе не позволял судить сенаторов. Ведь тогда был обычай, чтобы государь, когда ему приходилось разбирать судебное дело, приглашал к себе на совещание и сенаторов, и всадников, и выносил своё решение после совместного обсуждения. Он резко порицал тех императоров, которые не выказывали уважения сенаторам»[321]. Здесь он разительно не похож на Тиберия. Тот поначалу очень старался поддерживать добрые отношения с сенаторами, оказывал внешнее почтение всему сенату, но то ли сенаторы слишком уж пересолили с восхвалениями принцепса, то ли он просто устал почтительно относиться к людям, не блещущим развитым чувством собственного достоинства, но вскоре он стал постоянно произносить одну и ту же фразу, покидая курию, где заседал сенат: «О, люди, созданные для рабства!»[322] Произносил по-гречески, полагая, возможно, что такие жалкие и раболепные потомки Ромула латинской речи о себе не заслуживают. У Адриана подобных ситуаций не возникало. То ли сенаторы нравственно подросли со времён преемника божественного Августа, то ли император удовольствовался покор ностью «отцов, внесённых в списки», коим он запретил оказывать ему чрезмерные почести, не желая судить их слишком сурово. Во всяком случае, можно с уверенностью сказать, что Адриан с самого начала своего правления последовательно осуществлял политику «согласия сословий» – некогда заветную мечту великого Марка Туллия Цицерона. Правда, гарантом согласия выступала собственная власть императора.
Согласие сословий по Адриану вовсе не означало отсутствия перемен в их положении, в привлечении их к тем или иным сферам деятельности.
Вторым по важности после учреждения императорского совета было решение Адриана о превращении должностей начальников двух важнейших придворных канцелярий из придворных в государственные должности[323]. Как сообщает нам об этом Элий Спартиан: «Он был первым императором, имевшим на должностях секретаря и докладчика по прошениям римских всадников»[324]. Для руководства этими канцеляриями обладание юридическими знаниями было решительно необходимо[325].
До Адриана канцелярскую работу при императорах, начиная с Августа, вели вольноотпущенники, либертины. Дело в том, что ни один сенатор, ни один всадник не могли унизиться до того, чтобы занять положение, которое давно уже при других должностных лицах – магистратах – вели именно либертины[326]. Императоры просто перенесли в высшую власть опыт властей ныне уже низших по статусу. Канцелярии при императорах постоянно расширялись. Они управляли императорской казной (фиском), официальной перепиской императора, принятием прошений и ответами на них. При Августе и Тиберии, сильных и властных императорах, руководители канцелярий просто технически исполняли свои обязанности, оставаясь «безгласными»[327]. При безумном Гае Цезаре Калигуле им уже поневоле приходится принимать и решения по некоторым вопросам. При нем-то и появляется первый, можно сказать, «великий либертин» – Каллист. Он, как известно, сыграл немалую роль как в свержении Гая, так и в воцарении на палатинском троне его дядюшки Клавдия[328]. При Клавдии, несмотря на всю его образованность и великое множество написанных им книг, правителе жалком и ничтожном, управление государством реально сосредоточилось в руках знаменитых в истории «великих либертинов». Здесь и тот же Каллист на первых порах, затем Нарцисс, Палант, Полибий… При Нероне, казалось, их время ушло, но потом при нём появился либертин Гелий…
Вителлий первым попытался заменить либертинов всадниками – прецедент для нашего героя! – но кратковременность его правления и трагический финал заставили забыть об этой весьма разумной инициативе. Флавии – Веспасиан и Тит – вернулись к прежней практике канцелярского управления. Домициан вновь попытался ввести всадников в императорские канцелярии, но сохраняя там и либертинов: «Некоторые важнейшие должности он передал вольноотпущенникам и всадничеству»[329]. Нерва и вслед за ним Траян вернули в центральное управление одних либертинов. Они, конечно же, и близко не могли играть при них той роли, что при Клавдии. Но это были люди квалифицированные, и даже друг Траяна, при нём наместник Вифинии, известный писатель Плиний Младший признавал их достойными всякого уважения[330]. При этом, правда, он же предупреждал императора: «Ведь ты знаешь, что слишком возвеличенные отпущенники свидетельствуют о не слишком великом государе»[331].
Кроме того, поскольку императорские либертины порой были близки к правителю государства как никто из свободнорождённых римлян, даже знатнейших из них, то это позволяло им обладать бо́льшим могуществом в делах государства, чем даже сенату[332]. Ведь как-никак либертины, даже не «великие», заведовали императорским имуществом и финансами, вели всю его переписку, возглавляли ведомство по делам провинций[333].
Надо помнить ещё одно обстоятельство: в I веке, чтобы претендовать на престол, требовалось, во-первых, родство с правящими Юлиями-Клавдиями, во-вторых – достойное происхождение, военные заслуги. Приближать слишком близко таких людей для любого царя было небезопасно. А либертины в те времена даже помышлять о Палатине не могли. Потому они были безопасны в положении «великих либертинов». Ну и высокая квалификация в делах бюрократических, личная преданность только укрепляли их позиции при дворе. Адриан, приняв решение о замене в руководстве императорскими канцеляриями либертинов на всадников, был последователен. Своих собственных вольноотпущенников он, что называется, ставил на место: «Он не хотел, чтобы
