Московская хроника 1584-1613 - Конрад Буссов
172
Исследователи со времен Карамзина (М. Н. Карамзин. История государства Российского, т. X, изд. Эйнерлинга, стлб. 14, примеч. 27; в дальнейшем — М. Н. Карамзин) сомневались в правильности сообщения Буссова об избрании Бориса правителем. С. Ф. Платонов указал, что в рассказе Буссова об этом “мало соответствия московским обычаям”. “Вряд ли, — пишет Платонов, — Борис нуждался в подобной церемонии боярского избрания и царской инвеституры: она только дразнила бы его завистников-бояр” (С. Ф. Платонов. Борис Годунов. Пг., 1921, стр. 31). Установление полной власти Бориса Годунова при Федоре было результатом обостренной борьбы боярских групп, имевших влияние на дела после смерти Ивана IV. По замечанию Платонова, к лету 1587 г., с кончиною Н. Р. Юрьева, удалением И. Ф. Мстиславского и опалою Шуйского, в Москве уже никто не мог соперничать с Борисом. Тогда Борис принял ряд мер, чтобы “оформить и узаконить свое положение у власти при неспособном к делам государе” (там же, стр. 31).
Во-первых, царским пожалованием он присвоил себе пышный титул: “Государю великому шурин и правитель, слуга и конюший боярин, и дворовый воевода, и содержатель великих государств, царства Казанского и Астраханского”. Во-вторых, приговорами Боярской думы Борису было дано право сношения с иностранными правительствами в качестве высшего правительственного лица, в результате чего он стал “вне обычного порядка московских служебных отношений, поднявшись над ними, как верховный руководитель московской политики”. В-третьих, для всех своих официальных выступлений Борис выработал старательно обдуманный ритуал, в котором не было ни чего упущено, что бы могло подчеркнуть высокое положение правителя. Так, при посольских приемах он один стоял у трона царя, иногда держал даже в руках державу символ власти, устраивал в своем дворе не менее пышные, чем у царя, приемы послов на которых впоследствии рядом с правителем стал появляться его сын Федор; с каждым годом увеличивался придворный штат правителя, и т. д. Росло и личное богатство Годунова — доходы его, по данным Флетчера, превышали 100 тысяч рублей в год. 3 Годуновым числилось подмосковного поместья 212 четвертей, подмосковной вотчины 113 четвертей и вотчин в Тверском-Бежецком верху и Малом Ярославце 3302 четверти. Кроме того, за ним были поместья в Угличском, Ростовском и Переяславском уездах, ему же принадлежала богатая волость Вага. Как правитель государства Бори собирал с некоторых территорий в свою пользу дани и оброки (Г. Н. Бибиков. Земельные пожалования в период крестьянской войны и польской интервенции начал XVII в. Уч. зап. Моск. гор. пед. инст., т. II, в. I, 1941, стр. 186). Все эти условия — придворный фавор и влияние, правительственное первенство и громадные по тому времени средства — “укрепили и узаконили” примерно с 1588 — 1589 гг. “властодержавное правительство” Бориса, но не “избрание”, о котором пишет Буссов (С. Ф. Платонов. Борис Годунов, стр. 31 — 34).
173
Обвинение Буссовым Бориса Годунова в том, что у царя Федора не осталось в живых “ни одного наследника”, — якобы все они были погублены заблаговременно по проискам Бориса, — вряд ли справедливо. Отсутствие наследников у царя объясняется скорей его болезненностью. Единственная дочь Федосья, родившаяся у царской четы в мае 1592 г., в скором времени умерла (25 января 1594 г.), так как была очень слабым ребенком (С. Д. Шереметев. Царевна Федосия Федоровна (1592-1594 гг.). Старина и новизна, СПб., 1902).
174
Лучше предупредить события, чем быть предупрежденным ими
175
Об играх мальчика Димитрия, оскорбительных для Бориса Годунова и его приближенных, вслед за Буссовым говорит пространно Петрей (История о великом княжестве Московском. Перев. с нем. А. Н. Шляпкина, М., 1879, стр. 170; в дальнейшем: П. Петрей); о необычайном уме царевича, который, будучи еще мальчиком, выражал беспокойство о судьбе государства, говорит И. Масса (Краткое известие о Московии в начале XVII в. Перев. с голл. А. А. Морозова, М., 1937, стр. 3 в дальнейшем: И. Масса). А. Палицын передает слух, что Димитрий часто “в детских глумлениях глаголет и действует” оскорбительно в отношении окружения царя Бориса (Сказание Авраамия Палицына. Подготовка текста и комментарии О. А. Державиной и Е. В. Колосовой, М. — Л., 1955, стр. 102; в дальнейшем: А. Палицын). Разумеется, мальчик делал это под влиянием своих родственников — Нагих, стремившихся воспитать царевича в духе вражды к Борису. Комментаторы последнего издания А. Палицына сомневаются, что царевич вел себя подобным образом, и считают это слухами, которые распространяли враги Нагих (А. Палицын, стр. 284).
176
При характеристике исторических событий прошлого, которых Буссов наблюдать не мог (как указано выше, Буссов прибыл в Москву, вероятно, в 1601 г., — с стр. 17), он пользовался рассказами участников этих событий или очевидцев, разговорами, слухами, а также, вполне возможно, и русскими официальными источниками правительственными грамотами и историко-литературными памятниками, в которых историческое прошлое оценивалось с определенных классовых позиций и с точки зрения определенных борющихся политических групп. В оценке Бориса Годунова и методов, какими он достиг власти, Буссов держится той точки зрения, которая была изложена в грамотах правительства Шуйского и нашла отражение также в литературном произведении, написанном в начале лета 1606 г, — в так называемой “Повести 1606 года” (С. Ф. Платонов датирует повесть временем от 3 июня 1606 г. до августа того года, см.: С. Ф. Платонов. Древнерусские сказания и повести о смутном времени XVII в. СПб., 1888, стр. 4). В первых грамотах Шуйского после переворота 17 мая о Димитрии Угличском писалось лишь, что он умер в Угличе, где и погребен (СГГД, ч. II, № 142, стр. 300). Но уже в грамоте царицы Марфы от 21 мая 1606 г. утверждается, что “царевич Димитрий Иванович убит на Углече передо мною и перед братьею моею, от Бориса Годунова, ныне лежит на Углече” (СГГД, ч. П, № 1 стр. 307). В связи с объявлением в агитационных целях Димитрия Угличского “святым” версия о “злодейском убийстве” и “мучениях” Димитрия оказалась очень кстати. В грамотах Шуйского официально утверждалось, что убит Димитрий по проискам Годунова (СГГД, ч. II, № 147, стр.
