Отбитая. Том 2 - Кира Романовская
— Заткнись. Я тебе слова не давал. Сиди тихо! — также тихо произнес Сергей.
И снова потекли минуты тишины, которые закончились быстрее, чем предыдущие. Сергею пришло сообщение на телефон, он его внимательно прочитал, нахмурив брови. Телефон завибрировал от входящего вызова, ему кто-то настойчиво звонил. Он тяжело вздохнул, вглядываясь в экран и прикрыл глаза.
— Съебался отсюда, Чичваркин! Быстро! Друга своего не забудь. Я с вами ещё не закончил, так что будьте готовы, я к вам ещё загляну.
Чичваркин со скоростью, которой от человека его комплекции Вадим не ожидал, подскочил на месте, подхватил под руки своего друга и выволок его из комнаты. Сергей затушил окурок в пепельнице и встал, подошёл к окну, распахнув его и впустив свежий воздух, но легче им обоим дышать от этого не стало.
— Да, душа моя, как ты? Всё хорошо? — дрогнувшим голосом сказал Сергей, приняв вызов, стоя у окна.
Вадим усмехнулся горькой усмешкой, у этого изверга появилась душа, вылезла из самых недр чистилища и воплотилась в женщине — удивительное дело, как явление Христа народу.
— Н-нет, новостей нет, Катя не объявилась. Я тебе сразу сообщу, милая.
Сергей, как заправский семьянин, задал уточняющие вопросы насчёт самочувствия своей будущей жены, поинтересовался делами падчерицы и передал ей пламенный привет, расспросил о положении дел в доме, где обитала его семья и распрощавшись в лучших традициях бразильских сериалов, скинул звонок. Он сел обратно и выглядел, как сдувшийся шарик, после тычка иголкой.
— Новостей нет? Что совсем никаких? — лениво поинтересовался Вадим. — И не будет, пока из Таси ребёнок не вылезет?
— Не борзей, Вадим, я не в настроении.
— Ты сказал её матери, чтобы она чёрное платье начинала отглаживать? Может у дочери взять, у неё много, — продолжал борзеть дальше зарвавшийся щенок.
Сергей поднял голову и впервые за этот день, встретился с мужчиной напротив взглядом. И только тогда по коже у Вадима побежали мерзкие мурашки страха, но боялся он не человека, а то, кем он стал. Старый, загнанный волк, которому вогнали нож в сердце по самую рукоять, он будто доживал последние минуты, принимая участь постигшую его. Акелла промахнулся и должен уйти.
— Я не могу им сказать, что её больше нет. Просто не могу. Быков сообщил лишь тебе и братьям, и вы не сказали никому, так ведь?
Вадиму оставалось только кивнуть.
— Знаешь почему мы молчим? Потому что стоит сказать слова вслух и они станут правдой. И от неё не убежать. Карина бежала, со своих тринадцати лет, она неслась прочь, от правды, словно в темноте, и эта правда наступала ей на пятки. Она натыкалась на людей, которые блуждали во тьме также, как и она. Девочка цеплялась за них, пытаясь согреться, спрятаться, чтобы больше не пришлось бежать, но они швыряли её на землю, отнимая перед этим всё. Они думали, что сломают её и их никчёмная жизнь будет не такой уж никчёмной, раз они её победили. Не на ту напали! Она сгибалась, но не ломалась, никогда, хоть и была сломанной девочкой. Катя поднималась, лучше, чем прежде, сияя улыбкой и бежала снова, попутно собирая овации.
Вадим усмехнулся его словам, с презрением глядя на старого пиздабола, которым он его считал в этот момент.
— Красиво говорить ты умеешь, жаль послушать больше некому. Она тебя не услышит.
— Зато я её слышал. Хоть она и молчала чаще всего.
— Мы сейчас заново ей кости перемывать будем? Те которые ещё остались? Зачем?
— Чтобы все те, кто виновен в её смерти были наказаны, и это не те, кто поджёг машину.
Вадим бегуном по жизни никогда не был, но в этот момент он захотел встать и бежать отсюда, не разбирая дороги, чтобы только не слышать всего этого, но Сергей его не щадил.
— Её сломали не те, кто желал ей зла, её сломали самые близкие, которые ломали ей руки, когда она тянула их к ним, прося о помощи пусть без слов! Они шпыняли её, стыдили, пытаясь пригнуть голову, которую она гордо вскидывала, не стесняясь себя и своих поступков! Они рвали её на части своими проблемами и правдой жизни, которая свалилась на их тупые головы и они не смогли с ней справиться! Они требовали от Кати того, чего сами дать были не в силах! И она отдавала им всё, что бы они не просили, не беря ничего взамен! Ей казалось, что она отдаёт долг, платит раз за разом за то, что сделала! Сделала из любви и от отчаяния. Никто её не видел и не слышал. Ни мать, ни отец, ни один из братьев, никто! И всё же, Мила с Виктором такого не заслужили, они хорошие люди. Они просто не могли быть рядом так, как ей было нужно.
— А где был ты, не напомнишь?
— У каждого свой крест, Вадим, я свой знаю.
— Меня всегда удивляло, как ты ходишь с такой прямой спиной, крестов-то на тебе до хрена, — усмехнулся он, с презрением глядя на отца, который никогда им не был.
— Также как и ты. Делаю, что могу, и не повторяю своих ошибок.
— Ты меня то с собой не сравнивай, — вздохнул Вадим, вставая из-за стола.
— А так ли мы отличаемся? Ты ведь тоже убивал. Сколько из тех, кого ты лишил жизни приходят тебе во сне?
— Ни одного, представь себе.
От этой правды Вадим давно не бежал, он принял её тогда, когда делал то, что должен был, и забыл о ней, чтобы жить дальше. В этом с Сергеем они были похожи.
— А вот в моём полку пополнение. Сломанная девочка будет приходить ко мне во сне. И я буду рад её видеть, хоть так. Я буду чувствовать себя виноватым до конца дней моих. А что будешь чувствовать ты, вспоминая о ней?
— Ничего.
— А что будешь делать?
— Ничего. Если ты чего-то от меня ждёшь, я тебя разочарую. Грязную работу за тебя я делать не стану. Слишком хорошо знаю твои приёмы, когда чужими руками ты доделывал то, что было нужно тебе. Ты найдёшь тех, кто её убил, я точно знаю. Но знать, что ты с ними сделаешь, я не хочу. Да и встречаться с тобой больше не хочу.
— На её похоронах. Мы встретимся там, в последний раз.
— Я не приду. Твоя дочь, сам и хорони.
Сергей в недоумении взглянул на мужчину, который с таким пренебрежением смотрел на него
