Бывший муж. Я хочу нас вернуть - Анастасия Дмитриевна Петрова
— Нет, мы дождёмся…
— Юлия… — запинается доктор.
— Марковна, — киваю я.
— Юлия Марковна, смысла в ожидании здесь сейчас нет. Вас не впустят в ближайшее время, диагностика всё ещё идёт. Лучше набраться терпения и сил дома, чтобы приехать сюда уже с совершенно другим настроем.
Он встаёт с места, указывая нам на дверь. Понимаю, что так он нас выгоняет, и, наверное, могу его понять. Но собственное состояние едва ли способно сейчас к чему-то разумному.
Это впервые, когда происходит нечто такое, что подрывает всю мою гармонию и стабильность.
— Мам, идём, — Карина берёт меня под локоть, поднимая со стула, и я, кивнув врачу с тихим «спасибо», всё же ковыляю на выход.
Когда мы оказываемся в коридоре, то я со всей силы зажмуриваю глаза и, придерживаясь рукой стены, даю себе одну минуту, чтобы собраться.
— Я папе написала про диагноз, — врывается шёпот Карины в моё сознание.
Сейчас мне плевать, кто и что там знает. Сейчас я должна понять свои дальнейшие действия, чтобы оперативно и до конца вылечить своего ребёнка.
Достаю телефон, на котором десятки пропущенных от Озерова, и судорожно ищу информацию про эту цитокиновую реакцию и возможные центры в Москве, которые занимаются только вопросом иммунитета.
— И какого чёрта вы обе мне не отвечаете⁈ — громогласным и явно недовольным баритоном раздается на весь коридор.
Как он здесь оказался так быстро?…
Глава 11
Юля
Реагировать на его очередную грубость нет сил совершенно. Я мажу по нему незаинтересованным взглядом, крепче сжимаю ручку сумки, ощущая, как Карина рука словно по инерции придерживает мое плечо, обдавая теплом.
— И чего молчим?
Он ставит руки по бокам на светло-голубую рубашку, отчего полы его пиджака расходятся в стороны. Взглядом пытается пригвоздить к полу, и я чувствую, что Карина слушается отца, а вот мне нет надобности терпеть его присутствие.
— Мы были у врача, — жестом показываю в сторону двери, на которой висит табличка с ФИО доктора и его должностью, — А тебя ждали к вечеру.
— Удалось поменять билет на самый ближайший рейс, — он словно чувствует мое равнодушие, тут же выпрямляется, выкатывая грудь вперед.
— Пап, я тебе там смс скинула с диагнозом. Мы, если честно, пока сами ничего не понимаем, но врач обещал, что у Дашки есть шансы.
— Шансы на что? — его голос вмиг становится хриплым, с утробным то ли рычанием, то ли ревом.
— На жизнь.
Я не хочу даже думать об этом! Моя девочка будет жить… И нет другого варианта.
— Карин, побудь здесь. Нам с мамой нужно поговорить.
«Нам с мамой нужно поговорить» тут же отбрасывает меня на пять лет назад, и я уже чувствую, как бывший муж намерен отчитать, обвинить во всех смертных грехах.
Благо у меня были эти пять лет, чтобы окрепнуть и научиться отвечать на подобные вещи достойно. Как говорила мой психолог: «Юлия, вам нужно отстаивать свои личные границы, но не опускаться до подобной грубости».
Поэтому хамить я не намерена, а вот заткнуть… Да!
Озеров протягивает руку, цепким захватом сплетая свои пальцы на моем локте. Утягивает меня за угол, чуть припечатывая к больничной стене.
В ноздри тут же ударяет аромат его парфюма, который я узнаю из тысячи… И нет, не потому что это романтично, и я помню, как пахнет мужчина, которого я когда-то сильно любила.
Просто я ему этот парфюм подарила на день рождения семь лет назад. А он так и не поменял привычный аромат.
— Ну? — вздергивает бровь, меня благо больше не касается руками. Без физического контакта куда проще, — Как так получилось, Юля?
— Врач говорит, что это реакция на вакцину, которую мы поставили Даше недавно.
Замолкаю. Он сверлит взглядом, поднимает медленно руку вверх, машет ей в воздухе.
Мол… Продолжай, Юлечка, расскажи мне, что там за вакцина.
— Детям сейчас с девяти лет ставят вакцину от ВПЧ, случаев заражения много…
Даже договорить не успеваю, уже замечаю, как дергается венка на его лбу, а губы плотно сжимаются.
— Какое нахуй ВПЧ, Юля? Ей пятнадцать. О чем ты вообще говоришь?
— Еще раз повторюсь, мы посоветовались с гинекологом, нам все подробно рассказали. То, что случилось с Дашей, это редкий случай. Никто не застрахован. Ни ты, ни я, ни наша дочь.
Он отходит на безопасное расстояние, измеряет плиточный пол бежевого оттенка уверенными большими шагами. Руки сложены в карманы брюк, взгляд опущен вниз.
Останавливается резко, поворачивая голову вполоборота. Недобро прищуривается.
— Это ты не усмотрела, Юль. Как ты могла не заметить, что наш ребенок болеет?
— Вновь винишь во всем меня, Озеров? Как и пять лет назад?
Ну, конечно. Проще ведь найти козла отпущения. Я виновата в том, что Карина была трудным подростком. Я виновата, что у него появилась другая, и мы развелись. Во все виновата только Юля…
Задолбалась!
— А ты за эти пять лет так ничего и не поняла…
— Я как раз все поняла! — резко ладонями отталкиваюсь от стены, выпрямляюсь, отчего тут же становлюсь выше. Шаг вперед, — Я поняла, что у тебя очень удобна позиция, Озеров. Приехал, весь такой важный, обвинениями кидаешься… Знаешь что?
Он заинтересованно приподнимает бровь, ожидая моего ответа.
— Я не разрешаю тебе так со мной разговаривать. Мы никто друг другу, соблюдай субординацию, пожалуйста. К Даше пока нельзя, врач даст знать, когда к ребенку можно будет прийти. Я напишу тебе смс. Всего доброго.
Обхожу его, между лопатками словно образуется огненный шар. Он прожигает в спине дыру, не прекращаясь смотреть.
— Карин, я поеду домой. Ты со мной или хочешь остаться с папой?
Я почти уверена в том, что дочь захочет остаться с ним. Так было уже… Но сейчас я подготовлена. Хоть мне и больно до сих пор, эти слова не ранят.
— Если ты не против, мам, я бы поехала с тобой. Не люблю в гостиницах ночевать.
Сердце резко подпрыгивает к горлу, а руки подрагивают. Мне хочется немедленно же прижать к себе ее и пообещать, что мы со всем справимся.
Но порыв чувств я все же сдерживаю.
