Развод. Дама non-stop. Когда тебе 40 плюс - Натали Лав
Лиза стоит и, поджав, губы укоризненно смотрит на брата. И он сдувается... Устами младенца, как говорится, глаголет истина.
Я всё-таки открываю калитку, подхожу к русалке поближе и осматриваю её шевелюру.
- Вы чего не поделили? - решаю выяснить у молодёжи.
Но тут напрягаются оба.
- Не ваше дело! - звонко отвечает девчонка.
Борзая, значит...
- Ну, не моё, так не моё, - соглашаюсь я, потому что Рус стоит на месте с таким видом, которым явно соглашается с девчонкой.
- От меня вы что хотите? - спрашиваю я у мамаши.
- Как что? Вы - отец и должны повлиять на сына! - заявляет та с апломбом.
- Я повлияю, - обещаю я, - А чтобы она могла в лицей пойти, предлагаю оплатить вам хорошую парикмахерскую, чтобы устранит причиненный вред.
- Правда? - оживляется мамаша, - Но это дорого...
- Сколько?
И тут начинается безобразный торг. Девчонка бледнеет, едва не плачет, несколько раз одёргивает мамочку, но той плевать.
Пока не отжимает у меня определённую сумму в наличных - не успокаивается.
В какой-то момент я даже испытываю сочувствие к девочке, но потом сам себя заряжаю отрезвляющего леща - пройдёт немного времени, и девочка переймёт всё у своей родительницы.
Смотрю на часы и понимаю, что стоит поторопиться. Иначе я и дети опоздаем.
Глава 9
Лидия
Начинает накрапывать мелкий дождик, становится еще более холодно.
Это побуждает сына прийти в себя от шока, в котором он явно находится.
- Давай, - тянет руки к моим вещам.
Я ему всё отдаю, потому что после всех эмоциональных качелей, которые были у меня сегодня, из меня вот сейчас словно весь воздух выпускают. Я сдуваюсь.
- Пошли домой, - говорит Димка и катит чемоданы в сторону своего подъезда.
Я плетусь за ним.
Молча мы заходим, поднимаемся на нужный этаж. Дверь в квартиру сына приоткрыта. Одна девица топчется на лестничной площадке, вторая - в прихожей.
- Здравствуйте! - здороваются они хором.
Положение... экстравагантное, но девушки вежливые, поэтому...
- Здравствуйте! - отвечаю я им.
- Дим... - начинает одна из них, - Ты такси вызвать обещал...
- Сейчас, - отзывается он.
Я решаю оставить их разбираться, а сама захожу в квартиру сына, скидываю обувь, снимаю верхнюю одежду и иду на кухню. Обустраиваться ему помогала я, поэтому отлично знаю, где и что у него лежит.
Из прихожей слышатся приглушённые голоса, но я не вслушиваюсь. В конце концов, каждый имеет право вести свою личную жизнь, как ему или ей угодно, если это добровольно. А осуждать... Не сказала бы, что я принимаю такие развлечения, но сын - взрослый, как-нибудь сам разберется, что хорошо, что плохо.
После сегодняшнего дня я не уверена, что сама знаю, что хорошо, что плохо. Так-то я совершила уголовное преступление, меня нужно привлекать к ответственности. Это если оценивать ситуацию с точки зрения закона. А вот с точки зрения справедливости - разве Пашка всё это не заслужил? Да и... Ему неприятно, материальные затраты, которые он в состоянии понести, и всё у него будет в том же виде, в котором было до моего возмездия. А он мне - сердце выдрал. И не заметил.
Как теперь жить? Как людям верить? Как подпустить к себе другого мужчину, если таковой появится? Я же теперь буду ждать предательства. И не факт, что захочу иметь с кем-то что-то общее. Ведь, если судить по моему бывшему мужу, мужчинам это не нужно. Они приручают тебя, заставляют считать, что они - хозяева своему слову, что любовь для них не пустой звук, верность - тоже, а в момент, когда ты этого совсем не ждёшь, просто вгоняют тебе нож в спину. И еще ехидно советуют, что пора становится взрослой.
Из груди рвётся горестный вздох. За размышлениями я завариваю себе горячий чай, бухаю туда побольше мёда. Никак не могу согреться.
Голоса стихают, девушки уезжают. Сын заходит на кухню.
- Мам... Объясни толком, что случилось, - просит меня.
Я рассказываю. Всё, кроме истории с вышкой, забором, малышом Маклареном, канистрой с бензином... Я не доверяю до конца собственному сыну? Хотя... Меньше знает, крепче спит.
И... Кто меня осудит после того, как моя жизнь круто изменилась?
Что бы не случилось в дальнейшем, прямых доказательств того, что я сделала нет, а свою вину я буду отрицать до последнего. Вряд ли, если кто-то попросит моего бывшего мужа сознаться в мошенничестве, которое он провернул в отношении меня, он сознается. Не для того он всё это затеял.
- То есть он вообще без ничего тебя оставил? - по мере моего рассказа состояние шока у сына всё прогрессирует.
- Да, - подтверждаю неприглядную картину, - Без жилья, без средств к существованию. Он даже одежду и обувь мне всю не отдал.
Сын опускается на стул.
- И что теперь? - смотрит на меня как в детстве, когда нужно было придумать как быть в сложной ситуации, а у него не выходило.
Но это там, в детстве, я знала, как быть, а сейчас я сама нахожусь в прострации.
- Дай мне чистое полотенце и халат. В душ схожу, а то никак не могу согреться, - это всё, что я способна придумать сейчас из планов на будущее.
- Ладно, - говорит сын и отводит взгляд.
Я понимаю почему. Он чувствует растерянность и беспомощность, а еще полное непонимание того, как же мы теперь все будем жить. Я чувствую тоже самое. Это поначалу, от шока меня потянуло на приключения, а теперь, когда я поостыла, я задаю себе вопрос: "Что же будет дальше?" и не нахожу на него ответа.
Сын приносит то, что я попросила. Вид у него потерянный. У меня вряд ли лучше. Я ухожу в ванную и долго там моюсь.
Когда выхожу, то в коридоре нос к носу сталкиваюсь с Павлом.
Крылья носа у него раздуваются, челюсти напряжены, из ушей вот-вот пойдёт пар.
Кажется, ему праздничный фейерверк в честь нашего развода пришёлся не по вкусу...
- Ты... - тянет он с явной угрозой.
Смотрю в его лицо, и мной овладевает то же самое состояние, в котором я поджигала его машину.
- Я! - четко отвечаю.
Вдруг у человека глюки, и он на радостях бывшую жену не узнаёт.
Тяну носом... Пахнет дымом и гарью. Стараюсь это делать незаметно,
