Интим не предлагать! - Агата Лель

Всё понимаю — фиктивная, но мог хотя бы явиться вовремя для приличия. Двадцать минут до регистрации, а до ЗАГСа без пробок полчаса. Всё, накрылись мои миллионы, моя встреча с Джоном и счастливая жизнь в Америке. Спасибо тебе, Малиновский!

Ругаюсь под нос, смахивая прилипшие ко лбу пряди. Договорились же, нет, надо в последний момент всё испортить!

В крошечном клатче жужжит мобильный, и я, достав телефон, отворачиваюсь, лишь бы только не видеть любопытных взглядов кумушек-соседок. Вот позорище-то.

— Женька, а я знаешь, что тут подумала, а может, это всё розыгрыш? — возбуждённо шепчет в трубку Цветкова. — Ну, я о свадьбе вашей, может, она не настоящая?

— Она и так не настоящая и я об этом всегда знала, не неси ерунду!

— Да нет, я к тому, что, может, он подшутил над тобой? Ну, придумал всю эту чушь с наследством и миллионами потехи ради. А сам сейчас стоит где-нибудь, смотрит, как ты в свадебном платье топчешься и угорает.

Резко оборачиваюсь и зорко осматриваю все близлежащие кусты, окна дома напротив, даже лица соседок подозрительно изучаю.

— Да ну, брось, зачем это ему… — парирую не так уверенно, как хотелось бы.

— Ну не знаю, видео снять и на ютуб отправить.

— Цветкова, блин, ты всё о том случае в школьной раздевалке вспоминаешь? Ну если так когда-то с тобой кучка недалёких придурков поступили, это же не значит, что все… такие… — в узкий поворот со свистом заезжает покоцанное жёлтое такси “Восьмёрочка” и из открытого заднего окна торчит довольная физиономия Малиновского. И рука, сжимающая початую бутылку шампанского. — Явился не запылился. Я перезвоню, — бросаю телефон в сумочку и, сложив руки на груди, не двигаюсь с места.

Такси визжит шинами и резко тормозит у подъезда. Отсалютировав мне бутылкой, Малиновский расплывается в пьяной улыбке:

— Лапуля, а вот и я, собственной персоной. Ждала меня — и я приехал, — сделав глоток, изумлённо качает головой: — Да ты просто богиня в этом платье.

— Ты где был? У нас регистрация с минуты на минуту!

— Не волнуйся, мой друг Лапкин доставит нас быстрее ветра.

— Я Шапкин, — бурчит с водительского кресла угрюмый мужик, но Малиновский лишь машет рукой:

— Мой друг Лапкин-Шапкин доставит нас в любую точку Москвы за считанные, — и тянет из бумажника пятитысячную купюру, — минуты.

Да он просто в дюпель! Идиота кусок. Послать бы его куда подальше, но три миллиона так органично вписались в мои планы на будущее, что я плюю на гордость и, не дожидаясь, когда он выйдет из машины, иду к ней сама, придерживая рукой подол свадебного платья.

Малиновский давит на ручку двери и выкатывается на улицу: на нём строгие чёрные брюки, криво застёгнутая белая рубашка и, в довершение, как вишенка на торте — на шее болтается развязанный галстук-бабочка.

— Лапу-у-уля, позволь за тобой поухаживать, — Малиновский делает кривой реверанс и оборачивается на ошалевших соседок на лавочке: — Дамы. Чудесный день, не правда ли?

— Прекрати меня позорить! — шиплю одними губами и, отказавшись от помощи, неуклюже забираюсь на заднее сиденье такси. Богдан в недоумении разводит руками и плюхается рядом, обдав меня алкогольным амбре.

— Готова стать моей, женщина?

— А не пошёл бы ты! Эта свадьба войдёт в книгу рекордов как сама короткая свадьба в мире, потому что едва нас распишут, я с тобой разведусь! — отпихиваю его намеревающуюся устроиться на моём плече руку и рычу водиле:

— Ну, и чего мы стоим?!

Пока мы петляем по двору, в поисках выезда на главную дорогу, уговариваю себя не психовать и относиться ко всему проще.

Этот оболтус мне никто — банкомат, который скоро подарит мне кучу денег, на которые я смогу осуществить свою мечту и встретиться, наконец, с самым лучшим мужчиной на земле. Мой Джон. Разумеется, я не посвятила его в сей нелепый фарс: ну зачем ему знать, что совсем скоро я стану законной женой главного красавчик университета и по совместительству внука миллионера?

— Лапуля, хочешь шампанского? — Малиновский тычет мне под нос горлышко с ободранной фольгой, и я вновь отпихиваю его руку. Демонстративно отворачиваюсь и изучаю сквозь пыльное окно однотипные постройки нашего спального района.

Не буду с ним даже говорить! Чести много! Но в противовес себе же не выдерживаю:

— Ты где так надрался?

— Так мальчишник же, традиция.

— Мог бы потом накидаться, развод обмыть. Эти старые грымзы так на нас смотрели, теперь по всему району слух разнесут.

Малиновский снова расплывается в довольной улыбке и, кивая на меня, смотрит в прямоугольник зеркала на водилу:

— Смотри-ка, Лапкин, ещё не поженились, а уже пилит.

— Да нафик ты мне сдался — пилить, — ловлю на себе угрюмый взгляд Лапкина-Шапкина и добавляю тихо: — Просто ты мне омерзителен!

— Серьёзно? Прям совсем-совсем противен? — горячая ладонь нагло проходится по оголённому участку спины и я задыхаюсь от возмущения, его вопиющей наглости и …. злости на саму себя, потому что прикосновение на самом деле совсем не отталкивающее, а скорее даже наоборот…

Стиснув зубы, оборачиваюсь, и не мигая смотрю в покрасневшие, но по-прежнему ясные васильковые глаза будущего временного фиктивного мужа.

— Да, совсем-совсем. Ты невыносимый напыщенный павлин и ты мне ни капли не нравишься, Малиновский. Не старайся, твои дешёвые приёмы со мной не работают.

— А мурашки-то чего побежали? — ухмыляется он, и я интенсивно растираю ладонями покрывшиеся пупырышками предплечья.

— Просто… здесь холодно, — и требовательно: — Будьте так добры, закройте окно!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌— Ой, да брось, по глазам всё-ё-ё видно, — шепчет Богдан, выводя указательным пальцем витиеватые узоры на моём плече.

Держусь из последних сил и специально никак не реагирую. Моих эмоций он не получит! Но не спросить не могу:

— И что же тебе видно?

— Да ты глазами меня раздеваешь, малышка. Но говорю сразу: если передумаешь и захочешь первой брачной ночи — я тебе не дам. Я не такой.

— Губу закатай. У меня вообще-то парень есть.

Водитель бросает на меня осуждающий взгляд через зеркало на лобовом и