Моя Гелла - Ксюша Левина
Мой привычный круг – ровно десять песен плейлиста, но, добравшись до дома, я не захожу во двор, а сворачиваю на улицу и врубаю плейлист заново. И так три раза. Три круга. Ровно столько, чтобы сойти с ума от мыслей о том, что ночь я провел в компании единственной девушки, вызывающей во мне столько эмоций, что всякий раз после расставания я просто не нахожу сил на самоуничтожение. Потому что хочу еще пожить в ее вселенной. Она не вызывает отчаяния. Все чувства, что она вызывает, светлые. Никакого гнева, никакой ярости, никакого желания крушить и ломать. Почти непривычное чувство наполненности жизнью. Так можно и в зависимость впасть. Опять.
Гелла не вызывает необходимости ею безраздельно обладать, но как же этого хочется. До пугающей ясности. Чтобы она всегда доверчиво смотрела только мне в глаза, чтобы каждое утро вот так просыпалась только в моей кровати, чтобы ее волосы были повсюду, чтобы стояла рядом и чтобы никогда не плакала из-за каких-то мудаков, кусая мою руку. И парадокс в том, что с ней так не будет. Ее придется делить с миром. Или подарить ей весь мир, чтобы не ревновать к нему.
И я мог ее поцеловать. От этой мысли зудят губы. Вытираю их рукавом толстовки, потом тру лицо. Только хуже. Толстовка пахнет ею. Гелла со своими медовыми волосами была в этой толстовке вчера после того, как я ее забрал. Может, потому сердце так сильно стучит и мысль о том, в каком состоянии я проснулся, не выходит из головы?
Я на взводе. И в этом же опасном состоянии возвращаюсь в дом, перед этим прижавшись к двери лбом, чтобы хотя бы посчитать до десяти, как учила Эльза. Меня хватает на семь.
Нет, это Гелла открывает дверь, потянув на себя, и я падаю в ее свет, запах меда и зубной пасты, в ее испуганные глаза, сияющие отблесками солнца, будто новогодняя гирлянда. И впервые по-настоящему – во вкус ее губ. Такой же, как она сама. Не знаю, зачем я это сделал, но невозможно было накрутить себя до предела, а потом не поддаться. Слишком легко захватить цель, чтобы пройти мимо.
«Колчин, ты же обещал. Нехорошо быть таким нетерпеливым». – «А она больше ничья девушка, так что выкуси, Эльза».
Это лучше, чем было в видении. Потому что по-настоящему. Разве что очки мешают, но, впрочем, их же можно снять и положить на тумбочку у входа. Да, вот так просто идеально. Гелла теплая и живая. Нужно просто развернуть ее к двери и прижать к ней спиной, поддеть подбородок, чтобы стало еще удобнее. Потому что я хочу большего. И слышу сдавленный стон, когда, подхватив Геллу под коленки, поднимаю выше, закидываю ее ноги к себе на талию. Становится гораздо удобнее, а она с этим явно согласна. Цепляется за мои плечи, стонет в мои губы, прежде чем снова к ним прижаться.
– Тш-ш, не торопись.
– Я думала, ты ушел, – шепчет она.
– И из-за этого обязательно меня целовать?
– Это ты меня поцеловал.
– Я тебе поддался.
– Но…
– Помолчи.
– Что?
– Я поддаюсь, погоди.
Почему-то хочется делать все медленнее. Медленнее коснуться ее губ, так чтобы сорвать напряженный вдох. Хочется пройтись по нижней губе языком, чтобы она что-то протестующе замычала. И набросилась на меня сама, как голодная. Она делает все, что могла бы делать моя прекрасная галлюцинация, только с той разницей, что эта Гелла настоящая. Я ее не выдумал.
«Слышала, Эльза. У меня есть что-то настоящее».
Я могу ее обнимать так крепко, чтобы становилось больно. Она может царапать мою спину короткими ногтями, может сдавленно что-то восклицать, может быть самой вкусной победой в мире. Пока я ее целую, мир не принадлежит никому, кроме меня. Он вообще не живет и не существует, встал на паузу, повинуясь хитрому заклинанию, и я его хочу подарить кому-то, кто мягче, чем все, кто мне когда-либо встречался за всю мою жизнь, добрее, лучше, красивее.
И вдруг вместо вдумчивого и определенно самого горячего поцелуя в моей жизни я обхватываю лицо Геллы руками и начинаю целовать щеки, нос, скулы, лоб.
– Ты чего, – хохочет она. – Эй! Прекрати!
Это почти истерика, которую крайне трудно остановить.
– А теперь я хочу, чтобы ты сделала кофе и дала мне отдышаться. Я только что навернул три круга по поселку.
– Ты не станешь больше меня целовать?
– Пока нет. Дай минутку.
Ставлю ее на ноги, но она заваливается вбок.
– Стоять.
– Ага, – кивает Гелла и чуть запрокидывает голову, прижав затылок к двери.
Губы покраснели, подбородок тоже. Глаза блестят. Хочется ей столько всего сказать, что лучше всего сейчас развернуться и пойти наверх. На пару минут. Пока варится кофе.
* * *
Двор Геллы похож на один из сотни рассыпанных по городу. Пятиэтажка, скорее всего, кирпичная и с высокими потолками. Стены до сих пор по привычке красят в белый раз в пять лет, даже не заботясь о том, чтобы подлатать трещины. А по центру двора огромная клумба, поросшая травой, и, как вишенка на торте, песочница по центру – это, видимо, уже изобретение матерей, не знающих, где гулять с детьми. Самое хорошее в этом дворе – куча желтых листьев, контрастирующих с белыми стенами, и даже жильцов это завораживает, иначе зачем они сидят на лавочках, просто глядя на рыжие деревья?
– Ты как?
Она кивает мне, поджав губы, и только спустя пару секунд поднимает голову, чтобы посмотреть в глаза.
– Я очень хотела бы поцеловать тебя снова, но мне кажется, это будет немного лишнее…
– Это точно. – Да-да, убеждай себя.
– И я хотела, чтобы ты был моим другом, а… все как-то неправильно. Я еще вчера вроде как встречалась с Лешей. – Не напоминай.
– Хочешь, сделаем вид, что ничего не было? – выдавливаю из себя медленно, будто на скорости ноль двадцать пять.
Гелла молчит почти пятнадцать секунд, что дольше, чем положено между ответом и вопросом, потом кивает.
– Хочу. Но… мы же можем дружить, да?
– Да. – «Да», которому никто бы ни за что не поверил.
– Я могла бы записаться к
