Неподходящая - Юлия Резник

Волосы стягиваю в тяжелый узел на затылке. Крашу ресницы, подвожу губы. Когда-то я считалась красивой. Плевать. Я поставила жирный крест на личной жизни. Мужчину другой национальности не хочу я – слишком коробит разница в менталитетах. А мужчины из наших… с моим бэкграундом на меня даже не посмотрят. Для них я хуже прокаженной.

Боже, о чем я вообще думаю?! Ну, какие мужчины, а? Не для меня это все больше.

Бужу Ками, быстренько собираю дочь в сад. Отвожу и запрыгиваю в маршрутку. Мой рабочий день начинается в девять, но я выезжаю заранее, боясь опоздать, и в итоге прихожу на полчаса раньше.

В маршрутке было так душно, что хлопковая блузка прилипает к спине. Да и костюм больше не выглядит таким свежим. У висков пушок вьётся крупными завитками. Я… выгляжу совсем не так сдержанно, как хотелось, когда прикладываю пропуск к турникету. Раз, другой… Но тот не срабатывает! Меня бросает в мерзкую дрожь. Мысль о том, что Адам просто надо мной посмеялся, сбивает с ног. Я-то за чистую монету все приняла. Ни на секунду не усомнилась, да… И была так счастлива, что на радостях потратила больше, чем могла себе позволить!

Внутри что-то обрывается. Карточка чуть не выскальзывает из моей вспотевшей ладони. Прикладываю пропуск к считывателю в третий раз. Ничего. У меня сжимается живот. Руки начинают мелко дрожать. Бросаю заискивающий извиняющийся взгляд на охранника, а тот, как назло, сосредоточенно смотрит в другую сторону. Пробую еще. Пропуск — мёртвый. У меня начинается самая настоящая паника. Зрачки расширяются. Во рту становится сухо. Живот стягивает ремнем стыда. Я знаю, что здесь никого нет, но не могу избавиться от ощущения, что на меня смотрят.

Все. Достаточно. Нужно просто уйти. Потому что зачем снова и снова подвергать себя унижению?

– Вы прикладываете не туда, – раздаётся знакомый голос у меня за спиной. Адам Байсаров говорит, как всегда, спокойно. В его голосе нет насмешки или иронии. В нем вообще нет никаких эмоций. Я медленно оборачиваюсь. Он всё тот же. Высокий. Собранный. От него все так же потрясающе пахнет чистой разогретой на солнце кожей, дорогой костюмной тканью, накрахмаленной рубашкой и дующим с моря ветром.

Пока я конкретно так торможу, он вынимает пропуск из моих онемевших пальцев и прикладывает его к считывателю. Щелчок. Зелёный свет. Проходите.

– Удачного первого рабочего дня, Лейла Хасановна, – говорит он, проходя мимо.

– Спасибо, – бормочу, будто проглотив собственный язык.

Он не оборачивается. А я не двигаюсь. Потому что сердце всё ещё бьётся где-то в горле. Потому что в голове звенит: «Господи, как же это было унизительно». И как же он меня спас.

Стою, как дура, глазами хлопаю.

– Лифт тут.

– Д-да, конечно.

Семеню, пока он услужливо придерживает для меня двери. Неловкость сгущается в воздухе. Кабина хоть и просторная, но исходящий от Адама аромат заполняет ее всю очень быстро. Будто невзначай веду носом у своего плеча. Я вспотела, и хоть это нереально – завоняться так быстро, не беспокоиться об этом не получается.

– С кем вы оставили дочь? – бросает Адам, будто вскользь.

– Ками ходит в садик.

– А когда она болеет?

– Такого практически не случается. У нее хороший иммунитет.

Наконец, лифт останавливается. Байсаров отступает на шаг, галантно пропуская меня вперед. Понятия не имею, почему, но его манеры заставляют меня сцепить зубы. Он будто издевается. Или мне это только кажется, потому что я больше не считаю себя достойной? Если так, то мои дела совсем плохи.

– Вам в договорной. Геннадий Иванович уже предупрежден. Постарайтесь ему понравиться. Потому что последнее решение касательно вашего приема на работу будет за ним – вашим непосредственным шефом.

– Оу… Я думала – это вы, – выпаливаю, прежде чем успеваю как следует обдумать, а стоит ли это озвучивать.

– Начальник договорного отдела – должность слишком мелкая для папенькиного сынка.

Я вспыхиваю. Щеки до ушей заливает густым румянцем. Перед глазами мельтешат мошки, и, может быть, мне только чудится ирония в его словах – понять сложно. Выглядит Адам, как и до этого – абсолютно непрошибаемым.

– А какую должность занимаете вы?

– Я – начальник юридического отдела.

– То есть вы шеф моего шефа?

– Все так. Всего доброго.

Сердце колотится. То ли от этой встречи. То ли от предстоящего знакомства с коллегами. Толкаю нужную мне дверь. Кабинет как кабинет. Я начинаю привыкать к хорошему. Относительно пустым выглядит лишь один стол – у стены, по левую сторону от двери. Еще одна дверь в тупике ведет в смежный кабинет, из которого с пестрой поливалкой выходит девушка.

– Привет. Я могу чем-то помочь?

– Привет. Кажется, да. Я здесь работаю.

– О! Лейла, правильно? Испытательный срок?

– Ага.

– Располагайся. Я – Вася. Василиса то есть. Но меня все Васей зовут.

Вася – высокая, костлявая, с синими ногтями и кудрями, которые живут своей жизнью. Она выглядит одновременно и странно, и уверенно. Последнему я обещаю у нее поучиться.

– Вот здесь можешь пока расположиться, – показывает на уже запримеченный мной стол у стены. – Компьютер подсоединён, почту подключат к обеду, к общим папкам доступ дадут. Но это всё потом – ты еще не прошла эсбэшные проверки. А сейчас – срочно в бой.

– Вот так сразу? – изумляюсь я.

– А ты думала, тебя тут держат для красоты?

Я смеюсь. Нервно. Вася улыбается, кивает на стул:

– Геннадий Иванович будет минут через десять, но я тебе подкину задачку, чтобы не скучала. У нас сорвался один договор на аренду складского модуля. Контрагент в претензии. Пишет, что ему не дали доступ в срок, хотя по факту ключи передали в тот же день. Просто их водитель приехал с опозданием, а мы его ждать не обязаны. Нужно ответить так, чтобы претензия отвалилась. Но без грубостей.

– А что у нас по условиям договора?

– Есть пункт, что аренда начинается с момента передачи ключей. Там всё чисто. Но клиент хитрый. Находит, за что зацепиться – мол, никто не предупредил, что склад без пандуса, а у них – ручная разгрузка.

Я киваю. Руки холодные. В голове шум. Папка с договором тяжело приземляется на стол. Вася садится рядом, показывает пальцем:

– Вот, начни отсюда. Будь внимательна, но не затягивай. Гена не любит медлительных.

Она исчезает. Я остаюсь наедине с текстом. Буквы скачут.