Бывший На выданье (СИ) - Росси Елена
Руслан остановился около стойки дежурного. Я предчувствовала, что они вот-вот повздорят, хотя не догадывалась из-за чего.
- Что происходит? Почему моего потерпевшего уведомляют о ходе расследования, БЕЗ моего разрешения?
Дежурный сержант, армянского происхождения, пожал плечами.
- Ну ведь “гав-ри-ка” поймали... - изъяснился на еле чистом русском.
Руслан хлопнул ладонью. Его ярость выдавали сдвинутые брови и сморщенный лоб:
- Короче, слушай сюда… Сейчас метнешься и “гаврика” отпустишь. Зайцеву доложишь, что обознались… Попутали!!!
- Так азиатская посудина при нем была…
- Ты! - палец Бурова уперся в стоящего у стенки дежурного. - По-русски понимаешь? От-пус-тить! По-пу-та-ли!
- Да, товарищ майор! Извините, товарищ майор!
- Извините в стакане не булькает, - взгляд и голос Бурова смягчились.
Дальше разыгрывать из себя невидимку было бессмысленно. Он ушел. А я с удовлетворением подумала, что ничто на земле не проходит бесследно…
Особенно если есть хороший диктофон.
И диктофон у меня имелся…
Глава 7
РУСЛАН
Когда появилась та точка отсчета, которая втянула меня в порочный круговорот секретов?
Сильный ветер наискось вспарывал ткань пуховика. Холод особенно давал себя чувствовать на окраинах Питера, где помещались, как попало, склады из гофрированной пластмассы, с гигантскими номерами, намалеванными на стенах. А за ними растягивалось километра на три скудное поле, изрезанное оврагами, ограниченное гребнем леса.
Вот что меня носит невесть где? Чего сюда занесло? Гулял бы, как порядочные люди, по культурным местам да по паркам...
Территория складов представляла собой целый город, улицы и переулки которого были удивительно похожи один на другой. Несколько раз мы попадали в переулки, выходившие прямо в тупик. Нужное нам угрюмое обветшавшее строение, окруженное высокой чугунной оградой, робко смотрело окнами на пыльную дорогу. По дороге бродили крупные, плохо кормленные псины. Это было знаменитое, известное в узких кругах место, где можно было спихнуть самый разнообразный товар. Изнутри обычно ревела и ухала музыка военных лет.
Засов скрипнул, створки пошли в разные стороны. Петли взвизгнули раненым подсвинком, открывая проезд грузовикам. Некоторое время мы стояли и смотрели, как всевозможный краденный скуп, аккуратно укладывали друг на друга в кузова. Потом грузовики медленно разворачивались в узком проезде между складами, и отбывали сплошным потоком. Гром-стук и дым стоял до небес.
- Бог в помощь, - Малинин сильно ударил обручальным кольцом о створку ворот.
Ворота загудели в ответ. Лицо дюжего мужика, звероватого вида, перекупщика краденного по кличке Гошан, стало воплощением скорби, когда он увидел нас из дымной пелены. Вид у него был несколько взъерошенный и ошеломленный. Очевидно было, что со дня рождения его прошло от силы лет тридцать. Он всегда недовольно косил единственным своим оком в нашу сторону, но махнул, в знак приглашения.
Малинин пошел впереди, держа под мышкой нечто, упакованное в ткань и связанное бечевкой. Оглушенный ревом моторов, лязгом механизмов, я зажмурившись шел сзади, пиная сплющенную консервную банку - ни на миг не сомневаясь, что не привязанная голодная свора, мимо которой мы проходили, глядела на нас с нескрываемым коварством.
Занозой пряталось, зудело и кололось раздражение, готовое перерасти в глухую злобу. Беда моего настроения состояла в том, что не было во мне ни бодрости, ни задора, ни тем более уверенности в том, что все будет как следует. Какой-то светлый червяк точил меня: хватит… завязывай! Начни с нуля!
Отставить!… я же понимаю, что нельзя ничего исправить...теперь.
Мы оказались в темной комнате, в которой пахло свеженанесенным кузбасслаком и пылью. Удивительная это была комнатка. Самым обыкновенным тут были диван, обитый кожей, со сложенным одеялом, стол и два грубо сколоченных табурета. Все прочее поражало. На не оструганных полках, застеленных газетами, были расставлены и разложены различные ценности: подсвечники, котелки, сервизы, вазы необычной формы, рамки с камушками и без них, бляшки, монеты, и картины различных размеров. И каких только картин не было! Малинин аж засмотрелся.
То ли сила искусства так подействовала, то ли вдохновили картины светлого и сытого будущего - он принялся торговаться, с упрямством достойным лучшего применения:
- Давай пятьсот! - торопливо отхлебнул предложенное пиво.
Крыша старого склада, сильно нависшая вперед, как будто кто-то ладонью ударил ее в спину, нимало не заботясь о производимом шуме, кряхтела, постанывала, сыпала мелким сором - это вторило хриплому ворчанию Гошана:
- Триста и точка… вдруг я его еще не скину, - сдвинул брови в толстую, мясистую складку.
Пальцы его рук беспрестанно шевелились, ноги переступали на месте, будто мерзли… В остром глазе прыгали чертики. Тень, которую наш старый знакомый отбрасывал на стену, горбилась, несмотря на то, что хозяин тени стоял прямо. Глянешь на него: мужчина за тридцать. Глянешь на тень: старик.
- Четыреста пятьдесят! - рука Малинина с недопитым пивом застыла на полпути к губам.
- Нет, это не пойдет.
- Что не пойдет? - с интересом спросил я, поглядывая на Гошана.
Несколько секунд он колебался. Его долгий опыт перекупщика антиквариата уже нашептывал ему грозящую прибыль, и он слышал этот вкрадчивый шепоток сквозь увещевания жадного рассудка.
- Четыреста пятьдесят за этот гонг не пойдет.
- Почему? - плюнув на воспитание твердого характера, я закурил. - Это уникальная вещь!
Когда ядреный аромат дошел до забитых ноздрей Гошана, он поднял голову:
- А вот тут я тебя разочарую до невозможности. Уникальная? Ну, может. Древняя? Да! Но материал, скажем прямо, мелочовка, извините, подножная, да и уровень обработки - стиль “абы как”. Я могу показать фотографию нескольким людям, но… - он поглядел на гонг, бережно разложенный на чистом полотне, покачал головой и пожал костлявыми, как вешалка, плечами. - Вы же видите. Такое толкнуть не просто будет…
- Ничего, - терпеливо сказал я. - Где-нибудь найдется коллекционер такого барахла.
- Нет уж, - возразил Гошан, потирая шею под затылком. - Либо моя цена. Либо забирайте это.
Малинин скрипнул зубами:
- Фу ты, елки-палки, тогда мы предложим эту штуковину твоим конкурентам. Мало вас паскудников, что ли?
- Если бы это была просто, вы бы тут не стояли.
- Слышь, хорош! Поговори тут еще, - вздернув верхнюю губку, пригрозил я. Раскочегарившись однажды, успокаивался я не скоро. - У тебя что, свой собственный закон уголовный? Сказано… бери! Зафутболишь кому-нибудь. Мы тебя примазываем? Примазываем! Как ангелы, крылышками своими твою конуру покрываем? Покрываем! Я еще не забыл кислую историю, как ты квартирки обносил, ценитель дорого и красивого! - чем дальше, тем более разнообразным, обрастая новыми красочными деталями, становилось мое повествование.
По опыту я знал, что обычно никто более десяти минут моего речитатива не выдерживал.
Малинин, закономерно кивал моим словам, как если бы все шло так, как следовало. А Гошан потирал рдеющие уши.
- …и имей в виду. Будешь наглеть - и ты так просто не отделаешься, оформим путевку сам знаешь куда. Я гуманизмом не страдаю, ты знаешь, - не без некоторого налета самодовольства бросил я.
- Знаю, - кивнул Гошан, выслушав мое внушение.
- Тогда, я так понимаю, договорились. Давай за четыреста! - подвел я черту, преувеличенно бодро. - Ни тебе, ни нам.
- Ладно, по рукам! - стремясь закруглить конфликт, Гошан вздохнул, а затем продолжил: - У меня же цели благие. Увезти, спасти ценности отсюда, где они никому не нужны и все равно сгинут в безвестии, туда, где их ценят… ну хотя бы в долларах. Держи! - и с этими словами, он передал Малинину четыре денежные пачки, которые тут же исчезли в его портфеле.
- Как с хорошим человеком поговорить приятно: даже не заметили, как время пролетело, - улыбнулся Малинин.