Любовь (не) навсегда. У тебя есть дочь - Мила Гейбатова
Новое место отдыха оказывается целым городом с ужасным движением на дорогах. Такое ощущение, что здесь отдельные правила, смысл которых сводится к одному – не соблюдать вообще никаких правил.
Но наездов на пешеходов и аварий нет. Они каким–то образом ловко лавируют, угадывая намерения друг друга.
Традиционно гуляем, посещаем местные рынки и исторический памятник – форт. Но душа тянется к тюленьему виду отдыха, полежать на песочке, пока есть возможность. Хватит, напиталась я достопримечательностями.
И далее мы отправляемся в спокойный залив, практически полный клон предыдущего. Это совсем не смущает, наоборот, радует.
Просыпаюсь в пять утра от духоты и тошноты. Сердце колотится, пытаюсь реанимироваться холодной водой, но помогает не очень.
Мокрая ложусь обратно под кондиционер. Чуть отпускает. Теперь бы пневмонию не заработать, а то одно лечим, другое калечим.
Мои просыпаются только через два часа, когда я с горем пополам возвращаюсь в страну Морфея.
– Мама! Пора вставать! – скачет по постели Мила и радостно кричит. – Нужно на пляж!
Морщусь от этой мысли, хотя еще вчера сама туда хотела.
– Да, конечно, котик. Мама просто нехорошо себя чувствует, наверное, местная еда плохо усвоилась.
– Можем остаться в номере, – спрашивает Маркелова, трогая мой лоб.
– Нет–нет. Мы пойдем! Ни к чему лишать себя праздника жизни, и океан лечит, – произношу преувеличенно бодро и встаю с кровати.
Дома надо болеть, а не здесь. И в одиночестве лежать в гостинице не хочу, даже телевизор не посмотришь – русскоговорящих каналов нет. А напрягать свой мозг английским не хочу, не на работе.
По началу мне и впрямь легчает, водичка – это всегда хорошо. Плещусь с Милой, как в последний раз, не тороплюсь к Маркелову под зонт.
Но потом что–то становится не так. Резко появляются мушки перед глазами, гул в висках.
– Мила, скорее к папе на берег, – успеваю произнести и теряю сознание прямо в воде…
Пробуждение оказывается приятным. С удивлением понимаю, что чувствую себя хорошо. В носу и горле воды нет. Открываю глаза – а я в больнице, лежу под капельницей. Наверное, это и есть спонсор моего выздоровления.
– Настя, какое облегчение, – к кровати подбегает Маркелов. – Мы так переволновались. Мила как закричит, а тебя нет, ты в воде.
У него серое лицо и трясутся руки.
– Тшш, выдохни, или я попрошу и тебе поставить капельницу. Чудо–средство, должна сказать, ощущаю себя способной пробежать марафон, – произношу с улыбкой.
– Бегать не надо, мамочка, ты просто не падай больше, – с другой стороны на кровать залезает дочь.
– Ладно, – кивает Алекс, – пойду поговорю с врачом, и пойдем отсюда, наверное. Надеюсь, что ты просто перегрелась на солнце.
– Я в этом уверена! – произношу бодро ему в след.
Но мой анализ крови вызывает у всех опасение. Кроме меня, естественно. Меня возмущает, что они еще и кровь успели взять, пока я была в отключке. Нет бы сначала привести человека в чувство.
– Вы считаете, лучше отправиться домой? – спрашивает Маркелов по–английски.
Я хочу возмутиться, но не успеваю, доктор отвечает что–то неразборчиво, сует лист Алексу и уходит.
– Что там? Мне уже нормально, не нужно уезжать!
Маркелов только качает головой и тянет на выход.
К счастью, в номере мы с Милой уговариваем Алекса несколько дней поднимать мое железо местными фруктами.
Когда еще подвернется такая возможность. В некоторых городах России даже яблоки очень дорогие, не говоря уже об экзотических видах фруктов.
– Ладно, но только потому, что так быстро я не смогу нас отсюда вывезти, – соглашается он.
И следующие три дня я нахожусь под неусыпным бдением Маркелова. Наверняка, в детском саду у детей менее жесткий режим, чем устраивает мне он. Но, к счастью, кроме легкой тошноты по утрам ничего плохого со мной больше не случается.
Как бы там ни было, а наступает время возвращаться домой. Тратить все деньги Алекса на отдых неразумно.
Родная страна встречает пасмурной ветреной погодой. После лета окунуться в позднюю осень не очень приятно. Сразу появляется хандра, но что поделать.
– Не хочешь вернуться в родные пенаты? – спрашивает Алекс в такси. – Там теплее, чем тут.
– Нет, – машу головой, – мы с Милой не боимся трудностей. Да и ненамного там лучше, не двадцать пять с плюсом во всяком случае. Не переживай, коврик в квартире теплый, с высоким ворсом.
– Ха–ха, как смешно.
Тратим пару дней на адаптацию на новом месте, и, как назло, мне снова становится хуже. К сожалению, Маркелов замечает и чуть ли не войлоком тащит к врачу.
Жалею, что не смогла скрыть, сама бы разобралась по–тихому с самочувствием. Он же шумиху поднимает.
– Может, не стоило? У них такой дорогой прием, – держу в руках договор на платные услуги и ужасаюсь. – Я могла прикрепиться к муниципальной поликлинике. Это не сложно, даже прописка не нужна, только доказательство проживания на месте.
– Ага, и ждать талончик на прием еще неделю. Нет уж, сегодня узнаем, что с тобой. Иди! Мы с дочерью здесь, – Алекс подталкивает меня к двери терапевта.
Недовольно качаю головой, но захожу.
– Здравствуйте. Я тут пришла с кровью, тошнотой и, в общем, вот, – сумбурно объясняю, сую доктору свои бумажки и присаживаюсь на стул.
Врачом оказывается женщина в возрасте с приятной улыбкой.
– Сейчас разберемся.
Она проводит осмотр, внимательно изучает мои анализы и вдруг задает неожиданный вопрос.
– А что у вас, голубушка с менструацией? Задержки нет?
Сижу, хлопаю глазами, не сразу понимая, зачем эта информация терапевту, я ведь не у гинеколога на приеме.
– Ой, – доходит, наконец, открыть календарь на телефоне. Приложение мне сразу большими буквами сообщает о длительной задержке, – кажется, есть. А я и не заметила. Но мы только что с отдыха приехали, может, смена климата сказалась. Хотя задержка раньше началась.
– Значит, рекомендую сделать тест. Но и железо пропейте, вам его все равно назначат.
– Хорошо, спасибо, – заторможено киваю и выхожу в коридор.
– Ну? Что там? – подскакивают ко мне Алекс с Милой.
– Ни–че–го, – медленно отвечаю. – Вернее, еще не знаю, я не уверена. Нам нужно в аптеку.
Маркелов в кои–то веки слушается и идет за мной. Дочь тоже молчит, все чувствуют настроение мамы.
А я пытаюсь понять, может ли врач оказаться правой?
Теоретически – да. Кто вспоминает об осторожности после прелюдии длиной в пять лет?
То–то и оно.
Но, блин, столько времени прошло, я такая клуша, что не обратила внимание раньше. Правда, следом столько событий последовало – стресс за стрессом.
А потом я развиваю в голове сценарий на будущее. Люблю анализировать то, чего, возможно, даже не будет. Дурацкая привычка.
