Прощай, неразделённая любовь (СИ) - Марина Галс
— Думаете, ей этого достаточно? — я скрестила руки на груди, чувствуя, как внутри закипает возмущение. — Считаете, что ей только ваши финансы нужны? А как же внимание? Особенно сейчас, когда она беременна.
Соколов уставился на меня с немым недоумением. Казалось, мои слова отскакивали от него, как от стенки горох. Он моргнул, потом снова попытался улыбнуться, но получилось криво. Хуже чем в первый раз.
— Какое ещё внимание? — пробормотал он. — Я же не муж ей, чтобы тратить на неё своё время.
Я закатила глаза.
Он действительно не понимал. До него не доходил смысл моих слов. И, наверное, никогда не дойдёт.
«Знаки… Знаки… — пронеслось у меня в голове. — Ведь вы почти в ухо кричали мне: «Не связывайся с ним! Не надо!» Но разве я слушала? Нет, конечно. Я, как и многие другие девушки, поверила в его сладкие речи.
— Но, Свет, — вдруг затараторил Иван, заметив, как моё лицо исказилось от разочарования. Он сделал шаг вперёд, его голос зазвучал мягче, почти умоляюще. — Ты не думай, с тобой всё будет по-другому. Я собираюсь остепениться. Честно. Хочу взяться за ум. Начать серьёзные отношения с женщиной. С тобой, Светик...
Соколов протянул руку, собираясь коснуться моей щеки, но я резко отстранилась.
Эти слова: «С тобой всё будет иначе», «Я изменюсь», «Ты особенная» — сколько раз он их повторял? И сколько раз это срабатывало?
Но только не сегодня!
— Вы, Иван Александрович — бабник, — набрав побольше воздуха в грудь, смело заявила я. — И никогда не остепенитесь. Лучшее, что вы можете сделать сейчас — это вернуться к матери своего будущего ребёнка и постараться успокоить её. Если, конечно, вам хоть что-то вообще дорого.
Соколов замер, будто мои слова, наконец, пробили толстую броню его равнодушия и достигли сознания. Его лицо дрогнуло, и на короткое мгновение мне показалось, что в его глазах мелькнуло что-то похожее на стыд.
Но иллюзия растаяла быстрее, чем появилась. Уже через секунду он откинул голову назад и нарочито беспечно рассмеялся.
— Ну и ну, Светик! — воскликнул он, разводя руками. — Да ты, смотрю, меня совсем за монстра какого-то принимаешь!
Но меня было больше не обмануть такими театральными жестами. Всё было кончено и для него, и для нас, и для тех иллюзий, что я так глупо и наивно лелеяла.
— Нет, не за монстра, — тихо ответила я, отступая от него на шаг. — Просто за человека, который так и не научился отвечать за тех, кого… — мой голос сорвался, но я всё-таки закончила про себя: — …кого приручил.
***
Вечерний город встретил меня привычным шумом машин и холодным мерцанием фонарей, выстроившихся вдоль дороги ровными рядами.
Шаги гулко отдавались в пустоте, подчёркивая моё одиночество. Каждый отзвук моих шагов напоминал, что я здесь совсем одна, и никто не знает, что творится у меня внутри. Да и кому это было бы интересно?
Я шла, не разбирая дороги, почти не замечая, куда сворачиваю, и думала только о том, что опять умудрилась вляпаться в некрасивую историю с неприятным душком. Историю, в которой смешалось всё: обман, глупость, горечь.
Даже лучшей подруге Ксении рассказать об этом будет стыдно. Не потому, что она осудила бы. Нет, Ксюха всегда была на моей стороне! А потому, что самой было противно признаваться в собственном провале. В том, что я, казалось бы, умная, взрослая девушка, снова повелась на пустые обещания, снова позволила себе поверить в сказку.
И что самое мерзкое? Я оказалась в этой ситуации по собственной воле. Не по принуждению, не по ошибке, не из-за чьего-то коварного плана. Нет. Я пришла к Соколову своими ногами, с открытыми глазами, с наивной надеждой, которая теперь казалась мне такой жалкой и смешной.
На душе было стыдно. Стыдно до тошноты. Бестолково, беспросветно и безрадостно.
Хотелось во всём обвинить Соколова. Вылить на него всю свою злость, размазать по стенке, свести счёты раз и навсегда. Позволить себе ненавидеть его до конца жизни. Но горькая правда состояла в том, что кроме себя мне винить было некого.
И от этого становилось хуже ещё во сто крат.
Ведь я же видела, что он за человек. Прекрасно знала, как легко он меняет женщин, словно перчатки — без сожаления, без угрызений совести. Бросит одну, и уже через день его рука обнимает «новую любовь всей его жизни».
Я наблюдала за этим со стороны, слышала рассказы коллег о его похождениях, замечала его равнодушную ухмылку при расставании с очередной «единственной».
И на что я надеялась?
Что он вдруг станет другим только потому, что я буду рядом? Что моя любовь растопит лёд в его сердце? Что моя преданность, мои мечты о чём-то настоящем перевернут его душу?
Глупо.
Глупо до зубного скрежета, до боли в груди, до горького смеха сквозь слёзы.
Почему-то вспомнилась старая поговорка, которую обронила моя мама, глядя на разваливающийся брак соседей: « Выходя замуж, она думала, что он изменится, а он, собираясь взять её в жёны, думал, что она останется прежней. Ошиблись оба ».
И ведь действительно ошиблись.
Она — потому что верила в чудо.
Он — потому что не понимал, что жизнь не всегда будет розовой и пушистой.
А я? Я, кажется, умудрилась ошибиться ещё до того, как что-то началось. Ничему меня жизнь не учит!
Хотя нет, одно утешение всё же есть: до близости между нами дело так и не дошло. Не успела отдать ему то, что потом уже не вернёшь. Не успела раствориться в нём настолько, чтобы потом, после неизбежного конца, собирать себя по кусочкам.
И за это спасибо судьбе.
Глава 41
Пять месяцев спустя
Близились новогодние праздники, и город постепенно преображался и сказочно хорошел. Улицы, ещё недавно совсем обычные, теперь искрились под мягким светом гирлянд, растянутых между деревьями и фонарными столбами.
Витрины магазинов сверкали золотом и серебром, переливались огнями, а в воздухе витал знакомый с детства аромат мандаринов. Под ногами мягко хрустел пушистый снег, будто специально выпавший прямо перед праздником.
Я, выкроив в своём напряжённом графике несколько часов, наконец, решила пройтись по магазинам. Нужно было купить подарки для родных и друзей, а ещё найти то самое идеальное платье для предстоящей праздничной вечеринки.
Предновогодняя суета обычно выматывала, превращая
