А папа кто? - Мила Гейбатова
Намеренно не хочу называть беременность проблемой, ребенок не виноват, а он уже способен чувствовать все мои мысли и эмоции, я в это верю. Не хочу, чтобы он начинал жизнь с подсознательным ощущением, что является проблемой.
Хм, интересно, а кто там? Мальчик или девочка?
Всегда хотела девочку. Но зато мальчик сможет стать настоящим идеальным мужчиной для каждой матери, ведь, кажется, для меня такого спутника жизни не предусмотрено.
И снова я ною.
Устало тру глаза и втыкаюсь в глупый сериал ни о чем, идущий по телевизору, и незаметно засыпаю.
И снится мне большой темный дом где-то в глубинке, я не знаю где именно, никогда там не бывала. Соседние жилища гораздо меньше и какие-то перекошенные, что ли. Совсем непонятно, живет там кто-то или нет.
Ну а мой стоит чуть поодаль ото всех, возле леса. На небе светит луна, а рядом жалобно подвывает волк. Такая идеальная картинка для фильмов ужасов.
Я кладу ладонь на дверную ручку и смело захожу внутрь, иду по комнатам и судорожно пытаюсь включить свет, но он нигде не включается, но даже в темноте я вижу, насколько вся мебель пыльная, на углах скопилась паутина. Очень запущенный дом.
Я как будто не замечаю всего этого кошмара, с хорошим настроением поднимаюсь на второй этаж, отсчитываю в коридоре третью дверь справа и вхожу.
– Здравствуй, любимый, я пришла, – громко здороваюсь в пустоту. – Ты меня ждал?
В ответ тишина, но меня это не смущает.
Я уверенно прохожу вперед к кровати и сдергиваю с постели накидку, а под ней вижу два сплетенных вместе тела, предающихся жаркой любви.
Приглядевшись, узнаю Сашу и Марию. Меня начинает сильно мутить от этого открытия, и завтрак выходит прямо на постель.
Устало вытираю лицо, а действующие лица меняются, теперь там Иван с той самой девушкой, с которой я его застукала, уже и не вспомню ее имя. Они обнимаются и смеются надо мной.
И тогда мне резко становится душно, из дома словно выкачали весь воздух, я открываю рот и пытаюсь вздохнуть, но не получается.
Иван с девушкой встают на пол и подходят ко мне, к ним присоединяются вмиг материализовавшиеся Саша с Марией, и теперь вчетвером они водят вокруг меня хоровод, взявшись за руки и смеясь не переставая.
– Ты всегда будешь одна! – кричат они в унисон. – Все тебе будут изменять!
Мне хочется ответить им или хотя бы оттолкнуть, но ничего не получается. Изо рта выходят лишь клокочущие звуки, а руки словно налились свинцом, они безвольно висят вдоль моего тела, абсолютно не подчиняясь.
А эта безумная четверка все смеется и смеется, кружится все быстрее и быстрее.
Затем прямо подо мной из пола начинает проступать вода, она поднимается все выше аккуратным столбом, не задевая никого, кроме меня. Я в итоге оказываюсь в середине этой непонятной воронки. Пытаюсь разомкнуть руки четверки, но никак, они держат их крепко и не пускают меня.
Вода доходит уже до подбородка, но ничего не меняется, я в панике истошно воплю, пока вода не начинаетпопадать в мой рот. Пытаюсь всплыть наверх столба, но не могу, подошвы словно приклеились к полу.
А тем временем еще немного, и вода дойдет до моего носа…
– Обед! Держи, болезная, – на тумбочку рядом с кроватью плюхается поднос с едой.
Резко открываю глаза и с облегчением вижу перед собойпалату, а не тот жуткий дом.
– Спасибо, бормочу благодарно.
Фух, какое облегчение, и приснится же ерунда всякая.
Следующие дни текут медленно и однообразно.
Саша звонит, заходит, приносит всякие вкусности, но между нами словно натянута брезентовая пленка. Вроде и коснуться можно друг друга через нее, и мягко будет, и тепло ощутишь, а все равно не то.
Самый смешной момент приветствия и прощания – он сначала тянется к моим губам, но в последний момент меняет направление на лоб или щеку, или нос. В зависимости от того, что ближе. В общем, цирк, да и только.
Не знаю, как к этому относиться. Обижаться и плакать мне надоело, просто плыву по течению.
– Я решил вопрос с дядей, в следующем месяце придешь официально работать, – говорит он мне в день выписки из больницы.
– В смысле? – искренне полагаю, что беременные гормоны уже проникли в мой мозг и слух, и я просто начинаю слышать то, чего нет.
– В прямом, – отвечает Саша как ни в чем не бывало. – В шкафу тоже есть твои вещи? Ого, да, вроде пробыла тут неделю с небольшим, а обжилась на год вперед.
– Подожди, но я же вроде как беременная.
– Да, я в курсе. Как раз будет тебе еще одна практика перед декретом, только теперь оплачиваемая.
– Я извиняюсь, а дядя знает, что я месяцев через пять уйду в длительный отпуск?
– Эм, – на этом вопросе Саша замирает, – пока нет, но скоро обязательно узнает. Я ему сообщу.
И я понимаю, что у нас снова все упирается в тест на отцовство.
Дурацкий тест, чтоб его.
– Спасибо, – благодарю Сашу.
Тем не менее он подумал о том, чтобы помочь мне, даже будучи не уверенным в том, что через пару недель наши пути не разойдутся.
Ваня бы точно так не сделал никогда. Он, к слову, больше не объявлялся, не звонил и не писал. Видимо, неудачная попытка примирения его убедила в том, что лучше потеряться, раз уж я и так справляюсь без него.
– Это все? – спрашивает Саша, подозрительно оглядывая две собранные сумки.
– Да! Больше ничего, можешь нести в машину, а я пойду за выпиской, ее так и не принесли.
Но Инесса Леонидовна опережает меня.
– Штайн, а мы будем скучать! – улыбается она, одобрительно наблюдая за Сашей.
– Извините, но я не могу сказать тоже самое. Хоть у вас тут и уютно, но дома лучше.
– Да я тебя понимаю, – смеется женщина. – Держи свои бумажки, а по поводу вашего теста все придет на почту, если что, вот еще мой номер телефона, звони, если через неделю ничего не будет.
– Спасибо вам большое! – искренне благодарю ее и выхожу из палаты.
Наконец на свободу! Я ведь на улице не была все это время, света белого не видела! Узницей палаты сделали, умники.
«Вам надо лежать, пациентка! Куда пошли! Сейчас самое главное ребенок, а не ваше желание погулять! Окно откройте в палате и дышите!», – в голове автоматически возникают все фразы, которые я слышала, как только собиралась прошмыгнуть на улицу.
Для ребенка тоже гулять полезно, между прочим. Я читала.
Да и
