Эй ты, из триста седьмой! - Джулиан Хитч

он беззвучно шевелит губами. Прочитать что-либо по ним не представляется возможным, но почему-то ей кажется, он произносит то же самое, что вчера говорила Ксюша. «Бо-Бо». И ей безумно интересно узнать, кто или что такое Бо-Бо, почему Тень так называет свою машину, но она боится задать вопрос. Так она выдаст Ксюшу, да и говорить об этом сейчас — неуместно. Тень уж точно не в том настроении, чтобы делиться с нею своими секретами.

Зато она может спросить про кулон, который висит на видном месте. И раз Тень его не прячет, то наверное с ним не связана какая-то страшная тайна?

— Это чей? Очень красивый. Можно посмотреть? — Женя протягивает к нему руку.

— Не нужно!

Её рука замирает в воздухе. Женя опускает её, так и не коснувшись кулона. Она не обижается на Тень, но его реакция кажется странной. Возможно, он просто не привык к тому, чтобы другие люди трогали вещи, которые ему дороги? Мысленно Женя делает пометку, что важно не проболтаться о том, что она уже вертела этот кулон в пальцах и даже открывала — видела фотографию девушки внутри.

Тень разглядывает её руку, явно размышляя о чём-то своим. Потом, словно решив что-то для себя, произносит:

— Возьми посмотреть, если хочешь.

Он отворачивается. Женя несколько секунд наблюдает за ним, но Тень не делает попытки подглядеть за нею, как будто ему совершенно всё равно — воспользуется она его разрешением или нет. Женя и сама сомневается, что ей выбрать. Ещё раз посмотреть на женщину при свете дня или же оставаться скромной пассажиркой, которая может сдержать собственное любопытство. Интуитивно ей ближе второй вариант, но неудержимо тянет к первому. И, ещё немного помедлив, она аккуратно снимая цепочку с зеркала дальнего вида.

— Пристегнись.

Тень явно напрягается, но продолжает молчать. Женя кладет кулон на колени, вытягивая ремень до защелки, не сводя с украшения взгляда. Как будто боится, что он исчезнет или Тень передумает и заберёт его.

Цепочка приятно холодит ладонь, вызывая приятные и знакомые ощущения. У неё никогда не было кулонов, у сестры и матери тоже, но она отчётливо помнит, как держала в руках подобную вещицу. И не раз. Единственное место, где она могла это делать — у бабушки. Но только в раннем детстве. За последние восемь-десять лет Женя точно не находила у неё никаких кулонов.

Или всё это Жене только кажется?

Фотография внутри не изменилась — выцветшая с потёртым уголком и с портретом красивой женщины. Будь Женя одна, она бы провела по ней пальцами, надеясь вспомнить что-то еще.

— Твоя бабушка? — спрашивает она, представляя, что так в молодости могла бы выглядеть её собственная бабушка — с модной по тем временам прической, в красивом платье с воротничком и манжетами.

На самом деле её бабушку сложно представить без старой дедушкиной олимпийки и рабочих штанов, заляпанных землёй, навозом и прочими следами деревенского быта. Поэтому Жене так нравится фотография в кулоне. Ведь когда-то и её бабушка была молодой и красивой, пусть никогда не старалась выделяться из толпы. Она сама ей об этом рассказывала, правда приводя себя как антипример. Говоря, что Женя такая же, но по нынешним временам это не то, что нужно девушке.

— Да, — сухо отвечает Глеб, не отвлекаясь от дороги.

— Она красивая.

— Да, — повторяет Глеб, крепче сжимая руль. — Ты готова к учёбе? — Вопрос звучит неожиданно, но Женя, понимая, что так он переводит тему, в ответ лишь пожимает плечами. И замечает, что он заметно расслабляется, тут же начиная рассказывать ей о том, чего стоит ждать от универа: — На Пархоменко не обращай внимания, он будет пугать вас вплоть до экзамена, а по итогу поставит всем заслуженные автоматы по заслуженным оценкам. Если не будет устраивать — сдашь экзамен, но и там он всегда трактует ответ в пользу студента. Габриэляна не стоит пропускать без уважительной причины — он обязательно спросит и всё узнает. Так что не советую искать лишних проблем. Хивиц действительно стерва, первоклассная стерва, тут никаких советов. Или понравишься ей, или нет, отсюда и выйдет оценка.

Глеб продолжает рассказывать: красочно и в деталях про всех преподавателей, которых Женя даже не видела. Но она впитывает информацию, понимая, что это знания, которые передаются из уст в уста. Хотя вряд ли Тень рассказывал подобное другим студентам из общежития. И Жене приятно, что именно с нею он делится собственным опытом. Может, однажды это спасёт ей жизнь. Образно, конечно, но вдруг.

Молчание наступает раньше, чем они подъезжают к университету, хотя до него осталось совсем недолго. Между ними словно становится пусто, и Жене остро хочется эту пустоту чем-то заполнить.

— Значит, ты здесь учился?

— Нет, не здесь, — неожиданно резко отвечает он.

— Тогда откуда ты всё это знае…

— Знаю и всё! — Тень раздражённо её перебивает.

Женя сомневается, что всё рассказанное им можно просто «знать и всё». Информация с неба не падает. Кто же ему рассказал? Ксюша? Но если это она, то вряд ли бы он так завёлся от её вопроса. Он же сам рассказал ей о сестре. Хотя может, Ксюша всё же сестра?..

Женя бросает на него взгляд, он молчит, хотя по его виду она понимает, что вряд ли он собирался повышать на неё голос. Но с извинениями он не спешит, и Женя отворачивается к окну. Разглядывает утренний город, пытаясь разгадать, что он принесёт ей. Счастье или горе?

Пока в её жизни присутствует и то, и другое. И счастливые моменты, и минуты, когда хочется плакать, ей дарит один и тот же человек — Глеб. Время идёт, но, к сожалению, с ним не становился проще — только сложнее и сложнее. Женя с улыбкой думает о том, что этот парень похож на лук — она снимает с него слой за слоем, и каждый даёт ей повод для новых слёз.

А самое гадкое — ей нравится этот «лук».

Глеб останавливает машину, завернув за угол. У Жени остаётся не более десяти минут, чтобы зайти в здание универа, найти нужную аудиторию и занять хорошее место. Она не собирается опаздывать.

Девять минут.

— Прости за то, как я вчера повёл себя. Не знаю, что на меня нашло. — Женя уверена, что он знает, что на него нашло, но рада и тому, что он всё-таки извинился. — У нас ещё есть время. Я