Ангел для кактуса - Мария Владимировна Евсеева
– Да, это случается крайне редко. Какие-то единичные случаи…
– Ты ведешь подсчет?
– Не-ет. – Я тоже смеюсь и отворачиваюсь. Даже в очках я не могу смотреть ему в глаза.
Мимо проплывают стройные тополя, столбы с рекламными щитами, мелкие магазинчики, редкие велосипедисты. Жутко печет солнце, и я убираю локоть.
– Твое полное имя – Алина? – вдруг спрашивает он.
Я невольно хихикаю: Алексей первый, кто так подумал.
– Нет, Ангелина.
Смотрю на него с интересом. Жду комментария. Но он молчит. И даже не улыбнется. Испытывает меня?
– Чем тебе не нравится мое имя? – не выдержав, отстреливаюсь его же фразой.
Он приподнимает бровь.
– Почему ты решила, что мне не нравится твое имя?
На секунду он позволяет себе оторваться от дороги – а этот участок действительно требует максимум сосредоточенности! – и одаривает меня коротким, но многозначительным взглядом. Я читаю в нем все. Кажется, даже больше, чем нужно. Поэтому приказываю себе остановиться и не выдумывать то, чего нет и быть не может, но зачем-то продолжаю изучать его лицо. Каждый миллиметр. Ведь где-то здесь должен, ну просто обязан скрываться хотя бы один весомый подвох. Но даже теперь, когда он смотрит прямо перед собой, его взгляд излучает теплоту, и я впитываю ее как губка.
Смешно! И почему я решила, что Алексей – один из тех заносчивых супчиков, которые упиваются своим статусом?
Вот пропасть! Меня кидает из крайности в крайность. Я должна быть последовательной. Должна, должна, должна… Но все еще смотрю на него и зачем-то пытаюсь приподнять бровь. Брови… То одну, то другую… На его манер. Предпринимаю попытку за попыткой, зная, что могу скрыть свой глуповатый вид под очками, но в какой-то момент, представив себя со стороны, все-таки срываюсь на хохот.
Алексей наконец-то одаривает меня своей потрясающей улыбкой.
– Вижу, тебе показалось?
– Мне показалось, – киваю я.
Заметив любимую кофейню в паре шагов от остановки, я привстаю, но, вовремя вспомнив о фиалке на коленях, плюхаюсь обратно на сиденье. После чего торопливо машу свободной рукой и в порыве легкого, невесомого счастья цепляюсь за локоть Алексея.
– Тормози!
– Тормозить?
– Да! Если мы, конечно, не нарушаем никакие правила, – спохватываюсь я.
– С тобой не соскучишься. Ты снова где-то что-то забыла? – мягко усмехается он. И, не дожидаясь моего ответа, заставляет Черную Убийцу обратиться в податливую Черную Кошечку. Машина плавно тормозит у обочины.
Я довольна. Но не могу обойтись без сарказма:
– Хочешь сказать, что я Маша-растеряша?
Он отстегивает ремень безопасности, разворачивается ко мне, согнув правую ногу и закинув ее на левую, и отвечает на мой вопрос одним лишь взглядом, от которого я по-настоящему теряюсь. Мое сердце подпрыгивает вверх, словно вагончик, несущийся по мертвой петле американских горок, внутри которого, вцепившись копытами друг в друга, ошалело визжат розовые пони.
И я направляю все свои силы на то, чтобы унять его.
– Ты опять это делаешь.
– Что?
– Смотришь на меня.
– Ты запрещаешь мне смотреть на тебя? – Он не сводит с меня глаз. И улыбается. Божественно улыбается.
– Нет. То есть да.
В моей голове творится полная неразбериха, и я решаю, что нам необходимо сменить тему. Срочно.
– В этой кофейне, – я указываю на неприметную вывеску с витиеватыми буквами, – самый лучший ванильный капучино. И тающий во рту венский штрудель. – Вздыхаю и невольно зажмуриваюсь, понимая, как сильно проголодалась. Но не позволяю себе надолго забыться: снимаю очки и кладу их на приборную панель. – Ты любишь ванильный капучино? Или предпочитаешь американо? Мокко, эспрессо, бреве?
Кажется, я слишком много и часто думаю о кофе.
– Ты отважилась выпить со мной кофе? – смеется Алексей.
– Я отважилась позвать тебя туда, где ты, возможно, никогда не был. Я знаю, что люди твоего круга не посещают подобные заведения, не сидят на высоких стульях, поедая кремовые пирожные и пачкая нос, но…
Но он перебивает меня:
– Бреве здесь так же бесподобен, как и ванильный капучино. Пошли!
Я бью его по коленке.
– Подхалим!
Он блистательно улыбается.
– Тебе очень идет твое имя.
Глава 10
Единственное, что мне не нравится в этой кофейне, так это шум перфоратора, неустанно работающего где-то по соседству. А в остальном все очень даже прилично.
Я стараюсь не смущать Лину, пока она расправляется с десертом, но у меня плохо получается. То, как она ест, удостоено отдельного внимания – ведь она кайфует, кайфует от таких обыденных вещей, как кофе и кусочек торта. Я делаю еще один глоток ванильного капучино и указываю на вертикальную витрину-холодильник:
– Мне кажется, вон то пирожное смотрит прямо на тебя.
– Какое? – Она оборачивается, чтобы отыскать его, и ее мелкие кудри пружинят по плечам. Хочется потрогать эти колечки, поиграть с ними, попробовать распрямить…
И о чем я думаю? Чувствую себя пятнадцатилетним мальчишкой!
– Шоколадное, во втором ряду. – Наклоняюсь к ней ближе, чтобы указать направление, а сам ловлю момент и без зазрения совести любуюсь ею, в который раз пытаясь понять, чем она привлекает мое внимание.
– Хорошо. – Она кладет ложечку на блюдце и встает. – Но оно будет последним! Иначе я стану подозревать, что ты в сговоре с моей бабушкой.
Я смеюсь. И прикрываю рот кулаком:
– Роза, Роза! Я Тюльпан. Нас разоблачили. Как слышно? Прием!
Я говорю негромко, но Лина меня слышит. И улыбается. Она открывает холодильник, берет оттуда тарелку с пирожным, говорит что-то официанту и возвращается за наш столик.
– Еще пару часов назад я бы сказала, что ты не Тюльпан, а Нарцисс, – она перекладывает бисквит на салфетку и подносит к губам, – но Тюльпан, как ни странно, тебе тоже подходит.
Она кусает его и почти не пачкается. Только крошечная капля шоколадной глазури остается в ямке над верхней губой.
– Я требую подробностей!
– Я требую, чтобы ты тоже ел, а не пялился на меня.
Я снова смеюсь. Но теперь уже не над ее словами или действиями, а над собой. Черт, ведь я действительно пялюсь! Не смотрю, а именно пялюсь. Темно-коричневая точка под ее вздернутым носиком меня гипнотизирует. Ничего не могу с собой поделать – безотрывно слежу за движением ее губ. Но так нельзя!
– Хорошо. – Я виновато утыкаюсь в меню.
– Не стоит. – Она улыбается и тянется за чистой салфеткой. – Я уже заказала на вас двоих фирменный рулет.
Перехватываю ее руку и отнимаю салфетку. Лина в недоумении замирает.
Мне не нужна салфетка: я просто не хочу, чтобы она вытирала губы.
– «На вас двоих»? – хохотнув, переспрашиваю я. – Нас здесь трое?
– Нет, – она как ни
