Трудно удержать - Кристи Бромберг
– Я тоже, – кончиками пальцев Раш лениво скользит по моей обнаженной коже, скрытой под пузырьками. Между нами царит приятная непринужденность, по которой я буду скучать, когда мы вернемся к Джонни и вспомним, что нам не суждено быть вместе.
И, словно прочитав мои мысли, Раш спрашивает:
– Почему ты не предложила мне перейти в «КСМ» и стать твоим клиентом?
– На то есть несколько причин, но самая главная состоит в том, что сейчас я не работаю, а значит, и говорить о работе не хочу.
– Я отношусь к этому с уважением, но все же думаю, что нам стоит это обсудить.
Я, раздумывая над тем, что сказать, беру руку Раша в свои и перебираю его пальцы.
– Мы так и будем игнорировать тот факт, что на этих выходных я болтала, а ты только слушал?
– Я тоже болтал, – усмехается Раш. – Выкрикивал твое имя. А несколько раз – даже имя господа.
Я поворачиваюсь, чтобы игриво толкнуть его в плечо.
– Я не это имела в виду.
– Тогда что же?
– Если бы мне когда-нибудь пришлось стать твоим агентом… – Черт. Я кривлю губы в попытке понять, как донести то, что я хочу сказать. – Послушай, я не из тех девушек, кто много болтает о чувствах, но, когда дело касается тебя, я рассказываю больше, чем обычно. Так что…
– Так что от меня ты ждешь того же.
– Необязательно, но мне не нравится чувствовать себя… выставленной напоказ. Уязвимой. Думаю, это самое подходящее слово.
Ничего не выходит. Большую часть времени мне сложно подобрать правильные слова.
– И как именно я делаю тебя уязвимой?
– И вот ты снова переводишь разговор на меня.
– Чего же ты хочешь?
– Ничего. Всего. Хоть чего-нибудь.
– Разговор будет не из простых, – смеется Раш. – Я же говорил, у меня выдалось тяжелое детство. Я рос без отца, а мать умерла. Когда мне было пятнадцать, я получил стипендию, а в шестнадцать подписал свой первый контракт.
– Все эти вещи я могу найти и в интернете, – вздыхаю я. – Потеряв мать, с кем ты жил, пока не получил стипендию? С родственниками?
– Ни с кем, – в этот раз улыбка не затрагивает его глаза. – Когда я говорю, что времена были тяжелыми, я именно это и имею в виду. Я делал то, что должен был, пока не получил стипендию.
– Господи. Раш. Я и не догадывалась…
– Слушай, мне не нужна твоя жалость. Мне повезло. Меня приютила семья моего товарища по команде. В итоге все закончилось хорошо. Так что нет смысла об этом говорить.
– Я тебя не жалею. Просто…
– Так что же тогда ты хочешь узнать? – спрашивает Раш. Он определенно чувствует себя не в своей тарелке. – Что я терпеть не могу суши, а текила – единственный алкоголь, который я отказываюсь пить? Одной ужасной ночи хватило, чтобы это понять. Что я люблю громкую музыку и научился пользоваться кулаками раньше, чем ногами? Или то, что мне нравится моя жизнь, а пребывание в Штатах выбивает меня из колеи? Так, что, даже если я и наслаждаюсь проведенным здесь временем, все равно не могу дождаться, когда вернусь в Англию? – Он снимает меня с колен и, пожав плечами, направляется в другой конец джакузи. – Это сойдет? Потому что не у всех есть мамы, папы или воспоминания, которые нас сформировали. Я помню лишь тренировки.
– А может, дело в том, что мы спим вместе, но ты и слова не сказал о случившемся с Эсме и о том, что стало тому причиной.
И в долю секунды, по тому, как напрягается спина Раша, я осознаю, что совершила ужасную ошибку. Так что, понятное дело, пытаюсь все исправить:
– Вполне нормально, что я спрашиваю. Разве я не…
– Разве ты что? Я просил дать мне имена тех, кто побывал в твоей постели, Леннокс? Просил рассказать мне, как каждый мужчина, что был до меня, вошел в твою жизнь?
– Раш…
– Я думал, мы наслаждаемся компанией друг друга. Я думал, ты знаешь, что я за человек, иначе не стала бы заниматься со мной этим… что бы это ни было.
– Я не это имела в виду. Ты все неправильно понял, – уверяю я, стараясь избавить Раша от предположения, которое он уже сделал. Как он мог подумать, что я спрашиваю, спал ли он с Эсме, вместо того… Вместо того, что… Не уверена, о чем еще я спрашивала, кроме того, что случилось и кто изображен на фото. Я лишь хотела почувствовать, что он доверяет мне так же безоговорочно, как и я ему.
Но прежде, чем я успеваю объяснить это, Раш говорит:
– Стоило бы догадаться, – вздох, который следует за этим, подобен кинжалу, вонзенному мне прямо в сердце.
– Догадаться о чем? – уточняю я, тут же почувствовав необходимость защищаться.
– Так вот ради чего все это было? Ты. Я. Все это, – вопрошает он, взмахнув руками.
– Что ты… – И тут до меня доходит смысл его вопроса, который буквально парализует. – Думаешь, я сплю с тобой, чтобы получить ответы? Так, Раш? Думаешь, Кэннон, ВЛПС или кто-то еще платит мне, чтобы вытянуть из тебя информацию? И что потом? Думаешь, я продам твою грязную историю таблоидам и заработаю на этом деньги? – Разозленная подобным намеком я вылезаю из джакузи и поворачиваюсь к Рашу лицом. – Я сама зарабатываю себе на жизнь. Для этого мне не надо продавать истории атлетов. Можешь катиться к черту, раз даже допустил мысль об этом.
– Я сказал не это.
– Разве? – кричу я. – Может, ты так привык, что люди пользуются тобой, что уже не можешь разглядеть того, кто действительно пытается помочь.
– Помочь в чем? – слишком уж спокойно уточняет он. – Мне не нужно, чтобы та, с кем я сплю, держала меня за руку, Леннокс. Для этого у меня полно людей. Ты… – Раш проводит рукой по волосам и сдавленно чертыхается. – Ничего, забудь.
– Что я? – с замиранием сердца спрашиваю я, даже не догадываясь, порадует или расстроит меня ответ.
– Ты – единственный человек, с которым я могу быть собой. Единственный человек, который… – Его вздох настолько тяжелый, что заглушает грохот волн. – Я делаю то, что должен. Понятно?
– Ради кого, Раш? Ради кого ты так стараешься? Потому что, ясно как день, ты делаешь это не ради себя. Прекрати прятаться за запретом на разглашение, который выдвинул клуб, и скажи мне правду.
– Нет, – категорически бросает он.
– Ты
