Сердце на льду - Анна Эйч
– Малыш… – его уверенный голос и серьёзный взгляд резко меняют настроение в комнате. – Нам нужно поговорить.
Ну вот и закончилась сказка – началась реальная жизнь. Я прекрасно понимаю: необходимо обсудить всё произошедшее, очертить границы или хотя бы установить дедлайн внезапно свалившемуся на меня счастью. Но я отчаянно не хочу возвращаться из нашего розового пузыря обратно в скучную реальность. Поэтому решаю отшутиться – последняя попытка удержать нас среди поцелуев, смеха и бесконечных мурашек:
– Именно сейчас? Когда твой член грозит продырявить моё полотенце?
– К сожалению, да! Потому что я понятия не имею, как его усмирить. А кое-что прояснить до того, как я снова наброшусь на тебя, нам просто необходимо!
Я послушно киваю. Курт тянется за своей футболкой и передаёт её мне. Затем сам натягивает спортивные штаны. Теперь мы выглядим более-менее прилично и снова устраиваемся на кровати, чтобы продолжить серьёзный разговор.
– Иди сюда, – не выдерживает Максвелл и притягивает меня к себе, позволяя вдохнуть его опьяняющий запах.
– Сена, зачем тебе нужны были ночные тренировки на арене? Откуда у тебя были те мозоли? И, пожалуйста, не держи меня за идиота – не говори, что это просто неразношенные коньки или уличные танцы. Я точно знаю, что-то происходит. Просто хочу услышать это от тебя.
А я-то думала, он хочет поговорить о нас.
Что ж, так даже лучше. Я пока не готова слушать его лекцию о том, как всё неправильно и нам следует забыть о том, что произошло между нами. Я знаю, эта лекция точно случится. Но сейчас предпочитаю пожить в счастливом неведении и выиграть немного времени, дав ему другую пищу для размышлений. Тем более больше нет необходимости скрываться и врать.
– Сена, пожалуйста, не закрывайся от меня… – он едва ощутимо касается моего подбородка и ловит мой взгляд.
– В марте я выиграла Чемпионат мира по фигурному катанию. Забрала золото у Мередит буквально из-под носа, – начинаю я издалека, чтобы дать ему хоть немного контекста того безумия, которое творилось в моей жизни последние полгода. – Ещё тогда она выловила меня у раздевалки и заявила, что это был последний раз, когда такой выскочке, как я, повезло. Представь её удивление, когда эта самая выскочка заявилась в «её» спортивный комплекс к «её» же тренеру с намерением забрать «её» золото. Общение у нас сразу не заладилось: она со своими подпевалами постоянно устраивала мне мелкие пакости. На межрегиональных соревнованиях Лэнгтон заперла меня в раздевалке – я опоздала на автобус, и Рита чуть не вышвырнула меня из команды. После этого случая я тайком сделала дубликат ключей от раздевалки.
– Коньки тоже она испортила?
– Да, насыпала песок.
– Зачем ты пошла на тренировку? – в голосе Максвелла слышатся нотки злости.
– Это случилось прямо перед выходом на лёд. Ещё один прокол перед Пэлтроу – и я бы точно никуда уже не поехала. Хотя теперь мне и так вряд ли куда-нибудь светит попасть.
Я грустно опускаю голову, вспоминая последние соревнования.
– Думаешь, костюм порезала Мередит? – будто читая мои мысли, Максвелл тепло обнимает меня и задаёт вопрос уже спокойнее.
– Я уверена в этом, – вздыхаю и устраиваюсь удобнее, чтобы обнять его в ответ и уткнуться носом в любимую грудь, чувствуя сквозь ткань футболки тепло его кожи и успокаивающее биение сердца. – А ещё мне кажется, Рита ей помогла.
Максвелл резко отстраняется и смотрит на меня шокированным взглядом. Я читаю сомнение на его лице: одно дело обвинять такую же взбалмошную девчонку с нестабильной психикой, как я сама, и совсем другое – заслуженного тренера и выдающуюся спортсменку.
– Курт, она никогда не отправляла меня на пресс-конференции! А тут внезапно перед самым выступлением заставила бросить всё и побежать давать интервью.
– Ты оставила костюм без присмотра?
– Нет, я закрыла его в шкафчике. Но если бы не давление Риты, то вообще бы не выпустила его из рук.
– Хочешь сказать, она специально подстроила эту ситуацию? – Максвелл смотрит на меня с прищуром.
– Ты мне не веришь, да? Конечно! Я же просто истеричка, которой кажется, что весь мир против неё! – за секунду вскипаю я и порываюсь вскочить с кровати, но сильные руки тут же возвращают меня обратно.
– Тихо, не кипятись! Я просто пытаюсь трезво смотреть на вещи…
– А я, значит, всё преувеличиваю, да? Курт, она не даёт мне выполнять прыжки, которые я могу сделать с закрытыми глазами! Ни один тренер не станет лишать себя и своего спортсмена шанса заработать высокие баллы! Неужели ты не понимаешь: мои результаты автоматически принижают достижения Лэнгтон, её звёздной фигуристки?
Курт даёт мне выговориться. Он внимательно смотрит на меня, молчит пару минут, явно обдумывая услышанное, а затем выдаёт:
– Тебе нужно обо всём рассказать!
– Кому?
– Дирекции клуба. Они должны провести внутреннее расследование. Ты подвергалась агрессивному буллингу и несправедливому отношению! Они обязаны это исправить!
– И что это даст?
– Ты сможешь спокойно тренироваться.
Я горько усмехаюсь и качаю головой.
– Этого не будет. Рита выйдет сухой из воды, а я точно вылечу.
– Я помогу…
– Чем? Никто тебя слушать не станет! На кону репутация одного из крупнейших комплексов по подготовке спортсменов к Олимпиаде. Они замнут это дело и выбросят меня, как ненужную вещь! – уже на повышенных тонах отвечаю ему.
И это говорю я? Наивная восемнадцатилетняя девчонка? Неужели Курт и правда настолько простодушен, что верит в справедливость данного вопроса?
– Детка, здесь не Россия, просто так буллинг замять не получится…
– Думаешь, вы лучше нас?
Вот мы уже и ссоримся. Узнаю в нас Элли и Картера – тех двоих, которые никогда не договорятся, кто играет в хоккей лучше: русские или канадцы.
– Я так не говорил, я имел в виду…
– Завтра комиссия объявит своё решение в отношении меня! – перебиваю его резким заявлением.
– За тот самый жест, благодаря которому ты стала звездой интернета?
– Да. Меня уже завтра могут лишить и возможности поехать на Олимпиаду, и гражданства заодно! – выпаливаю я, глядя на ошеломлённого Курта.
Небеса! Нельзя было хотя бы сегодня не поднимать эту тему? Я ещё не смирилась с мыслью о том, что завтра все мои мечты могут разбиться вдребезги. Курт молчит. В комнате наконец-то становится тихо. Давяще тихо. Слышно лишь моё тяжёлое дыхание и приглушённый шум улицы за
