Тетушка против - Тата Алатова
— Наверное, именно о таких виноградниках ты мечтала, — заметил Рауль, когда Пруденс прильнула к окну, с интересом разглядывая пейзаж.
— Конечно, нет. Я мечтала о крохотном клочке земли, который принадлежал бы только мне.
— Зато теперь у вас есть чудные болота, — жизнерадостно вставил Бартелеми.
— К слову о болотах, — Пруденс развернулась к нему, — а нельзя ли сделать земли вокруг замка более плодородными?
— Глину-то? — он вытаращил глаза. — Это же сколько нужно червяков, чтобы прорыхлить такую тяжелую почву, к тому же пропитанную консервирующими растворами.
— И сколько нужно червяков? — невинно уточнила Пруденс.
— Мириады, — не моргнув глазом, ответил Бартелеми. — Крошечных, неутомимых тружеников, чья пищеварительная система сможет переработать мертвую глину, превратив ее в жирную землю… Не представляю, как таких вывести… Тут нужна высокая алхимия, а я даже экзамена не сдал. Обратитесь в гильдию, они сдерут с вас много денег, и, может быть, что-то предложат взамен.
— К дьяволу этих зануд из гильдии, — отмахнулась она, — справляйтесь сами. Все равно нам нужно строить какой-то домик на болотах, не спать же вам и дальше на земле.
— Мне сдали отличный сарай в деревне… а если взять глину с того самого же холма, воду из болот, ивовые листья и кровь кабанов… нет, быков… и эссенцию тучности цыплят…
Рауль слушал их рассеянно, экипаж уже выехал на прямую, как стрелу, аллею, ведущую к особняку Флурье. Их тут никто не ждал, и надеяться на особо теплый прием не приходилось.
Так и вышло: их встретили королевские гвардейцы с алебардами.
К дверце экипажа подошел офицер, довольно молодой, но с холодным непроницаемым лицом. Его рука выразительно лежала на эфесе шпаги.
— Прошу прощения, господа, — громко сказал он, — поместье находится под охраной его величества. Будьте любезны представиться.
— Граф Рауль Флери с супругой… Передайте карточку дворецкому маркизы Флурье… старый добрый Ансельм еще служит здесь?
— Вы не входите в свиту, — нахмурился офицер.
— Прошу прощения, — перед офицером пронырнул кругленький, как тыква, низенький Ансельм в безупречно пошитом камзоле глубокого серого цвета. Он заглянул внутрь и расплылся в широкой улыбке.
— Ваша светлость! Давненько вы нас не навещали.
— Моя светлость с супругой, — повторил Рауль, желая сразу обозначить свой новый статус.
— Конечно-конечно, — улыбка Ансельма не погасла. Он кинул цепкий взгляд на Пруденс и снова обратился к Раулю:
— И вы желаете…
— Увидеть его величество.
— А он вас, конечно, ожидает.
— Конечно, нет.
— Да-да, — дворецкий кивнул. — Я все мигом устрою. Только вы уж не обессудьте, ваша светлость, но придется подождать. Внутрь вас эти бравые ребята пока не пропустят.
— Мы разомнем ноги, — решила Пруденс и протянула руку офицеру. Тому ничего другого не оставалось, кроме как помочь ей выйти.
Холодный ветер мигом взметнул ее юбки, и Рауль торопливо схватил тяжелый теплый плащ и выскочил следом. Закутал свое сокровище потеплее, прекрасно представляя, что Ансельму понадобится время, чтобы добиться аудиенции. Бартелеми, наоборот, закрылся изнутри, не желая впускать в салон сквозняки.
Офицер отошел на несколько шагов, поближе к своим сине-серебряным гвардейцам.
— Ты помнишь? — шепнул Рауль на ухо Пруденс. — Верь только мне и ничего не бойся.
— Что самое страшное может случиться? — негромко спросила она.
— Опала.
— Ты и так давно покинул двор.
— Нас отправят в какую-нибудь глухомань.
— Мы там и живем.
— На север.
— Сменим климат.
— Будем жить в какой-нибудь халупе.
— Выжили же в жутком замке.
— Люблю тебя.
Пруденс смутилась, как смущалась всегда от его признаний, и он не сдержал смеха. Что за женщина! Ее не тревожит гнев короля, но нежные признания легко выводят из душевного равновесия. Она только открывала для себя любовь, и Рауль, ее единственный проводник на этом тернистом пути, внимательно прислушивался к ее настроениям, откликам и впечатлениям. Порой ему казалось, что он и сам становился неопытным любовником, замирая от ее открытий, порой ловил себя на том, что слишком осторожничает, а порой ликовал от скупых и будто случайных откровений. Нет, она еще не поборола свою чопорность настолько, чтобы открыто говорить о любви, и Рауль учился читать ее чувства по поступкам, а не словам.
Ансельм вернулся довольно быстро, не прошло и получаса, привел с собой королевского камер-юнкера, который быстро шепнул офицеру несколько слов.
Алебарды разомкнулись, и Рауль с Пруденс шагнули по ступеням парадной лестницы.
— Граф Флери, — не без ядовитости проговорил камер-юнкер, с которым они вечно цапались в прошлом и, очевидно, все еще не пережили некоторой ревности друг к другу, соперничая за королевские милости. — Его величество с великим трудом, надо признать, вспомнил, кто вы такой, и проявил милость, допуская вас до себя. Прошу вас и вашу супругу следовать за мной.
— Там у меня еще алхимик в экипаже, — дружелюбно сообщил ему Рауль, — вы уж накормите и обогрейте человека, его величество может пожелать его увидеть.
Камер-юнкер высоко задрал бровь, демонстрируя недоверие к такому нелепому предположению, и отступил, позволяя Ансельму указывать дорогу.
Дворецкий затарахтел, как куропатка в брачный период:
— Его величество славно поохотился с утра, а потом мы ему подали наши легендарные трюфели, и сейчас он отдыхает перед ужином… А каких улиток мы подадим вечером! Повезет вам, если вас пригласят за стол, но я для вас все равно припасу… Посмотрите, мы обновили гобелены… Сюда-сюда, ваши светлости, в большой салон. Прежде его величества вас примет маркиза Флурье. Она, знаете ли, крайне заинтригована вашим визитом.
Рауль скуксился. Все-таки хитрая лисица Элен не смогла удержаться, чтобы не запустить свои зубки в такую лакомую добычу, как графиня Флери.
Глава 41
Маргарет была подавлена старинной изысканностью огромного и ухоженного поместья, где все вокруг кричало о деньгах и древней крови.
А Рауль, кажется, чувствовал себя здесь как рыба в воде. По доверительному воркованию дворецкого стало понятно, что он частенько навещал маркизу прежде. Гобелены они обновили — надо же, какое событие!
Горькая желчь подкатывала к горлу, когда они следовали за слугой к женщине, которую Рауль когда-то любил. Недостаточно, чтобы жениться, но достаточно, чтобы наезжать в поместье, подальше от чужих глаз.
Дама, поднявшаяся им навстречу, была одета с вечерней откровенностью. Белоснежная полнота ее плеч и рук, почти обнаженной груди оттенялась чернотой бархата и блеском бриллиантов. Живое умное лицо, высокая припудренная прическа, несколько деликатных мушек — на фоне такой соперницы Маргарет ощутила себя еще более невзрачной, чем обычно. Темно-синий шелк ее скромного платья казался неуместным в роскошной комнате, где стены были покрыты тисненым сафьяном, а мебель из резного ореха прекрасно сочеталась с узорчатым бархатом обивки.
