Подводная конкиста - Вита Марли
Дикие заросли плотно соседствовали с жилыми постройками, природа и рукотворные сооружения безмолвно соревновались в собственном превосходстве. Вдоль дороги колючий папоротник нагло раскинул свои рассеченные треугольные листья, как будто был борзым задирой и умышленно напирал на чужую территорию.
Сама узенькая тропинка, присыпанная мелкими камешками, преподносила сюрпризы в виде толстых извилистых корней деревьев или мелкой юркой живности. Бесстрашные твари божьи совершенно некстати ускользали из под стоп в самый последний момент, да и вообще неожиданностей в кулуаканских полуджунглях было выше крыши: ползучих, прыгучих, летучих, падающих и поджидающих в самых непредсказуемых местах.
Но если от живности испанца спасала закрытая кожаная обувь, — и пусть его ноги беспощадно прели, с сапогами теперь он точно не расстанется, — то от безобидного сорняка Эстебан подвоха никак не ожидал. Незнакомый доселе лист какого-то дикого растения чиркнул слегонца квартирмейстера по бедру, а ужалил при этом похлеще свежайшей крапивы. И это через плотную ткань штанов! Альтамирано наклонился, сощурился, да пригляделся к драчливому остролисту: растение располагало мелкими чёрными конусообразными колючками. Ими оно и куснуло зазевавшегося прохожего за филей.
Тем временем в душе у квартирмейстера царили разброд и смятение.
Слова лекаря подтвердились, но самого главного испанец так и не узнал. Не захотела прелестная русалочка делиться с ним тайной подводного вояжа.
Заволновалась, зарделась отчего-то, промямлила невнятную отговорку и понятно стало сразу — не признается.
С другой стороны, с чего бы Иш-Чель вдруг стала доверять ему? Пожалуй, в её глазах Эстебан — натуральный грубиян и невежда, прохиндей с каперского судна, разбойник и душегуб.
Хорошо, не прогнала сразу и визгу не подняла, едва завидев мою лихую физиономию.
Вообще вся эта ночная вылазка была чистой воды сумасбродством. Окажись на месте русалочки любая другая сеньорита или, скажем, служанка, что дневала и ночевала в покоях хозяйки и всё — пиши пропало. Хотя, если подумать, ничего дурного Эстебан сделать бы не успел, а заодно досрочно получил бы аудиенцию местного правителя.
В кандалах. Или чем там эти тланчане вяжут преступников.
А Иш-Чель отважная особа!
Избалованная и дерзкая. Изворотливая, как угорь. Так ловко она вывела квартирмейстера из собственной спальни, так играючи обошла конвой, что, вне сомнений, она проделывала этот трюк не раз и не два.
Уж не любовников ли водила в тайне от грозного папаши?
Развить дальше интригующе пикантную мысль Эстебану, однако, не дали. Высоко над головой аляпистый попугай внезапно разразился громкой бранью. Этот синий пижон с жёлтым, как спелый лимон, жабо гаркал голосисто с противным хрипловатым карканьем.
— Ах ты ж петух ощипанный, — моряк поднял с земли камень и запустил с размаху в аляповатого певуна.
Промазал.
Пернатый модник расправил свои попугаячьи крылья, воинственно ими похлопал и гордо перепрыгнул на соседнюю ветку, выказав тем самым испанцу своё презрительное «фи».
Но, по крайней мере, заткнулся. Не стал испытывать силу и меткость чужеземного противника.
— Дуррррак, — кинул квартирмейстер попугаю вдогонку с тайной надеждой, что глупая птица срамное слово однажды повторит.
Впереди дорога петляла и моряк повернул налево к ремесленным кварталам. Дальнейший путь его пролегал вдоль широкой стены полуразрушенной древней пирамиды. Здесь такой же задиристый папоротник пробивался между камнями, а сочная трава властвовала над разбитыми ступенями. На одной из них толстая ленивая игуана вперилась в Эстебана острой мордой и глядела сурово, прищурив недобро свои жуткие глазища.
Странно, что всё это дикое буйство природы квартирмейстер углядел лишь на обратном пути.
Неподалёку от жилища целителя соседский слуга, тот самый точильщик кремния, дремал, привалившись к стене. На звук шагов резко встрепенулся, появление испанца тотчас заприметил. И, разумеется, смекнул, что гость Ицамны уже отнюдь не овощ варёный.
Доложит, зараза, касику. Вот прямо сейчас и доложит.
И верно!
Едва Эстебан скрылся за полукруглым входом лекарской хибары, как молчаливый страж тут же резвой трусцой понёсся к поместью правителя.
Беги, беги, крыса портовая, отработай, наконец, свой хлеб.
За тонкой перегородкой, делившей спальные зоны, послышался мирный старческий храп — целитель, по счастью, ещё не проснулся.
Утомлённый ночной вылазкой испанец устало плюхнулся на циновку, заложил руки за голову и, разглядывая соломенную крышу домишки, вернулся к своим раздумьям.
Любопытная Иш-Чель пожелала услышать истории из древних хроник, захотела разобраться в событиях давно минувших. При этом слышать отказы русалочка, похоже, не привыкла.
Альтамирано беспокойно поёрзал на лежанке, нашёл более удобное положение и укрылся куском тонкого одеяла. Под собственные хаотичные мысли медленно погружался в сон.
А собственно, что писалось об этом Хуане Веласкесе, владельце складного ножа? Ни портретов его, ни особых упоминаний. Кажись, приходился родственником тогдашнему губернатору Кубы, водил дружбу с Кортесом, в дело завоевания свято верил и женился на индейской женщине, что после крещения стала зваться доньей Эльвирой. На этом, пожалуй, всё? Ах, да, находился в составе арьергарда в знаменитую Ночь Печали, когда Кортес и его войска были вынуждены спешно покинуть столицу ацтеков. Город конкистадоры покидали тайно под покровом ночи, старались сделать это быстро и тихо.
Быстро и тихо у них не вышло.
Индейцы атаковали в самых невыгодных условиях: в кромешной темноте под стеной дождя на узком участке дамбы через огромное солёное озеро Тескоко. Много народу тогда полегло. Кто утонул, кто был повержен вражеским оружием, а кое-кого схватили в плен и принесли в жертву своим кровавым богам.
Н-да, незавидна судьба конкистадора, почившего в Ночь Печали. Да упокой сеньор Господь их души.
Как умер Хуан Веласкес де Леон и его супруга Эльвира в хронике не значилось. Зато много раз было упомянуто, как опрокинулись телеги с золотом, как затонули на дне озера все сокровища, отданные императором тогдашним, Монтесумой.
И как исчезло бесследно всё это богатство и не нашлось даже спустя две сотни лет.
Глава 10
— А, ну ка, человек, помоги мне, — жестом Ицамна подозвал квартирмейстера к себе, — Мои руки уже не так сильны, как прежде, да и глаза давно утратили зоркость.
Эстебан поднялся, вместе с лекарем послушно обошёл жилище, остановился перед примитивным каменным жерновом, когда услышал распоряжение:
— В этом мешке маисовые зёрна, — указал целитель на серое полотнище, — Запасов муки у нас с тобой осталось ещё на парочку тамале, а потом всё, — старик деловито прищёлкнул языком, — Даже на противную, трижды разведённую водой алголе не хватит.
Моряк тут же устыдился. Целую неделю столовался у лекаря, но ни помощи, ни денег старику не предложил.
Хотя какие
