Прикосновение смерти - Т. Л. Мартин

и спальный мешок. Все, на чем я могу сосредоточиться, — это небольшое отверстие, позволяющее мне заглянуть в гостиную. И я делаю выпад. Дверь захлопывается, не успев прихватить мою руку. Я рычу. Снова. Как собака, которой запретили входить в дом вместе с остальными членами семьи. Я почти смеюсь над этой мыслью, но потом понимаю, что от недостатка сна и еды у меня начинается бред. Я смотрю на тарелку. Кусок пиццы смотрит на меня. Мы смотрим друг на друга.

Но я не буду его есть, как бы сильно он меня ни дразнил. Я, черт возьми, бастую.

ГЛАВА 47

Прошло семь дней.

Семь дней я не видела Энцо и не слышала о нем.

Семь дней я провела в палатке на крыльце мистера Блэквуда.

Ну, не совсем кемпинг. Я никогда не пользуюсь спальным мешком, который он настойчиво предлагает мне, позволяя себе единственную поблажку — проводить ночи в своей теплой постели. Но все дни я провожу на его крыльце, и сегодняшний день не исключение. Я заканчиваю с ванной, одеваюсь и спускаюсь вниз.

Я удивляюсь, когда снова вижу Бобби за стойкой регистрации. За эту неделю я застаю его здесь уже в четвертый раз. Первые два раза он говорил, что хотел со мной увидеться, но я уверена, что это была отговорка. Потому что он больше не пытается врать. Он ухмыляется и кивает головой, когда видит меня, а затем возвращается к беседе с Клэр.

Я уже почти дошла до двери, когда услышала ее голос.

— Лу, подожди!

Я оборачиваюсь и вижу, что она перебирает какие-то бумаги на своем столе.

— Я чуть не забыла отдать это тебе. Кто-то отвлек меня. — Она вздергивает брови на Бобби, игривый взгляд проходит между ними двумя, и меня чуть не тошнит. Потом я вспоминаю, что люблю их обоих, и это даже мило.

— Мистер Блэквуд оставил сообщение Полу вчера вечером. — Она поднимает записку и начинает читать ее вслух профессиональным тоном. — Было весело, но тебе пора завязывать. Еще один раз, и я… — Она делает паузу, бросая на меня любопытный взгляд, прежде чем продолжить. — Я вызову полицию.

У меня отпадает челюсть.

— Серьезно?

— Ну, наверное. — Ее глаза переходят на глаза Бобби, в них звучит немой вопрос. Видимо, они уже дошли до той стадии, когда можно вести приватные беседы глазами. — Зачем ему вызывать полицию, если ты просто убираешься в его доме?

— Потому что я его преследую. Мне нужно идти.

Я ухожу, прежде чем кто-то из них успевает ответить, и бегу к дому Блэквудов. Я поднимаю кулак, но прежде чем он ударяется о дверь, слышу крик из окна наверху.

— Вы вторглись на частную территорию! Это настоящее преступление, знаете ли. С законами против этого и все такое.

Я насмехаюсь — похоже, в последнее время мне часто приходится находиться рядом с ним — и надуваю грудь, не желая проигрывать эту битву.

— Да? Ну, ты… ты ведешь себя невежественно, эгоистично и еще кучу всего!

— Копы будут здесь через десять, так что не стесняйтесь подать заявление, когда увидите их. — Он останавливается, и его охватывает приступ кашля. Когда он снова начинает говорить, он уже хрипит. — Уверен, что за такое заявление на меня быстро наденут наручники.

У меня сводит желудок, а вместе с ним рушится и последнее подобие надежды.

— Вы не серьезно!

Я расхаживаю взад-вперед, пытаясь успокоить себя, прежде чем выломать дверь и задушить его. Это не помогает.

— Аы не понимаете, что делаете. Вы не можете так сдаться. Вы не можете просто оставить его там. Пожалуйста. Я останавливаюсь, ударяюсь затылком о дверь, когда из меня вырывается последняя, отчаянная мольба. Пожалуйста. Я умоляю вас, мистер Блэквуд.

На этот раз ответа нет.

Я закрываю глаза и крепко зажмуриваюсь, единственным признаком моего внутреннего смятения являются сжатые кулаки по бокам и острые ногти, впивающиеся в ладони.

— Пожалуйста…

Неважно, сколько раз я пытаюсь, но он больше не отвечает.

— Пожалуйста.

Это действительно оно.

Этого не может быть.

Он покончил со мной.

Пожалуйста.

Он покончил с Энцо.

Нет…

Дни стали тянуться друг за другом, сливаясь с неделями. Секунды превращаются в минуты, а минуты — в часы, но я не считаю. Единственное, что я считаю, — это биение моего сердца. Лежа в постели, я уставилась на белесое море на потолке. Как и вчера утром, и позавчера, и позапрошлой неделей, одна рука лежит ладонью вниз на моей груди.

Секунда. Две секунды. Три. Четыре.

Удар.

Мои глаза закрываются. Четыре секунды. С каждым днем удары становятся все чаще. С каждым днем мое сердце становится сильнее. Как он и говорил, без него оно будет сильнее.

Почему же тогда мне кажется, что с каждым днем разлуки мое сердце разбивается все сильнее и сильнее? Я не знаю, как это происходит, но каждую ночь я засыпаю с осколками в груди. И каждое утро я чувствую, как оно разбивается заново. Боль, глубокая боль, сдавливающая меня до тех пор, пока я не могу дышать, никогда не оставляет меня в покое. Самое странное, что я не думаю, что хочу этого. По крайней мере, это напоминает мне о том, что у меня было. И иногда я думаю, что если он сейчас страдает, то, наверное, будет справедливо, если я тоже буду страдать.

Сердечная боль — мой постоянный спутник, и мы идеально подходим друг другу. Две созависимые горошины в одном стручке. Мое прошлое и мое будущее.

Я не обращаю внимания на звонок мобильного телефона, предпочитая погрязнуть в страданиях. Это меня задевает. Затем я игнорирую телефон в номере гостиницы и звонки, когда приходит сообщение. Я даже не обращаю внимания на стук в дверь, когда он раздается, но потом слышу звяканье ключа и поворот ручки.

Когда Клэр входит, ее лицо торжественно. Это странное и неестественное выражение для нее. Она медленно ступает, осторожно опускается на кровать.

Я смотрю на нее.

— Привет.

Мы не разговаривали последние несколько дней или около того. Я пыталась какое-то время. Пытался вести себя так, будто все нормально. Даже заходила к ней домой, чтобы потусоваться с ней и Бобби несколько раз на прошлой неделе — с тем самым Бобби, который якобы переехал обратно в Лос-Анджелес несколько недель назад. Впрочем, дело не только в ней, я ни с кем не разговаривала. На прошлой неделе я отправила Джейми еще одну открытку, и это, похоже, ее