Пепел короля, проклятого звездами - Карисса Бродбент
Орайя тут же последовала моему совету. Припав к ранке, она шумно вдохнула, набрала полный рот крови и проглотила.
Потом выдохнула. Звук был похож на стон, разнесшийся по моему телу. Я не сдержался и тоже застонал.
Я не знал, есть ли у Орайи яд. Думаю, что нет, поскольку у нее не было клыков. И все равно прикосновение ее губ к ранке странно подействовало на меня. Оно сильно отличалось от болезненного дурмана, вызванного ядом других вампиров. Я не знал: яд это или ее язык, или опьянение, вызванное тем, что она голой восседает на мне. Окружающий мир вдруг разом утратил смысл. Осталась лишь Орайя, ее рот и запах ее желания, которое с каждой секундой крепло.
Она снова поддела языком струйку крови, издав тихий возглас наслаждения. Сомневаюсь, что она обратила внимание на этот звук. Я запрокинул голову, чтобы ей было удобнее пить. Ее тело сплавилось с моим, и она выгнула спину. Я был в напряжении. Единственное, что ощущал, помимо прикосновений ее рта и возгласов наслаждения, – это опасную близость ее лона. Стоит ей слегка качнуть бедрами, и окажусь внутри.
Орайя пила так быстро, что давилась и даже кашляла. Я наклонил голову и взглянул на нее. На лице – нескрываемое плотское желание. Отяжелевшие веки. Припухшие губы. Красно-черные пятна в уголках рта. От этого зрелища у меня снова закружилась голова.
– Нравится? – тихо спросил я.
Вместе ответа Орайя меня поцеловала.
Кровь моя была соленой, с сильным привкусом железа. В нашем поцелуе я слизывал свою кровь с языка Орайи, убеждаясь, насколько ее собственная вкуснее. Сам поцелуй был требовательным, не дававшим продохнуть. Ее язык проник ко мне в рот, а руки заставили меня снова наклонить голову. Орайя опустила бедра, и я впился ногтями в ее кожу и застонал.
– Итак, кровь моя – твое угощение, – сказал я. – Чего еще желаешь, принцесса?
Ответом было покачивание бедер. До встречи с Орайей я не знал, что такое потребность в ком-то другом, и всегда считал разговоры на подобные темы сентиментальной глупостью.
Но сейчас я нуждался в Орайе. Потребность в ней была такой же, как потребность тела дышать.
Я знал, чего она хочет. Она и сама знала, однако не могла заявить вслух об этом. Последние барьеры нашей игры, где шаткие ворота все еще заграждали доступ к ней.
Наградив меня поцелуем, полным опьяняющего желания, она прошептала:
– Умоляй.
Нет ничего проще, чем умолять ее об этом.
Я чуть надавил, и головка уперлась в ее влажную плоть – кожа там была такой чувствительной, что я сразу почувствовал, как она напряглась.
– Впусти меня, – хрипло сказал я. – Позволь войти в тебя и почувствовать, как ты меня окружаешь. Позволь посмотреть на тебя. Пожалуйста.
Она сдавленно вздохнула, поцеловала меня и исполнила мою просьбу.
Когда я очутился в ее влажном тепле, все остальное перестало существовать.
Орайя застонала. Клянусь богиней, это был самый удивительный звук, какой мне доводилось слышать. Я думал, что заставлю себя его забыть, навсегда выброшу из головы. Глупо даже пытаться это сделать. Да и с какой стати? Я хотел утонуть в Орайе, в ее звуках, дыхании, теле. И в ее крови.
Она снова застонала, приподнялась, опустилась, качнула бедрами. Можно сказать, она помыкала мной, но мне это очень нравилось. Раненое тело отзывалось болью и не желало подчиняться моим замыслам об удовлетворении Орайи. Но она и сама не ленилась брать то, что хотела. Мои руки блуждали по ее телу, запоминая очертания каждой мышцы, каждого уголка кожи, запоминая тугие бедра и мягкость ягодиц. Я неистово целовал ее, вбирая в себя все завораживающие звуки и предлагая ей свое тело. Наши движения стали лихорадочными. Я хотел всего и немедленно. Орайя помогала каждому моему толчку, открывая самые потаенные уголки себя, но, побывав там, я жаждал большего.
Я хотел пометить ее.
Хотел, чтобы она пометила меня.
Я изголодался по Орайе. Этот голод вдруг сделался неутолимым. Влажные, жаркие стенки ее лона доводили меня до исступления. К этому добавлялся запах ее желания, вкус моей крови на ее губах и мучительно-дразнящий запах ее крови под вспотевшей кожей.
Она разорвала наш поцелуй. Я что-то пробормотал и ответил жестким, предельно глубоким толчком. Ее тело пронзила судорога. Я едва не потерялся в этом ощущении.
– Райн, – прошептала она.
– Бери, – хрипло предложил я, точно зная, чего она хочет. – Бери все. Это твое.
Орайя, всхлипнув, облегченно вздохнула и снова приникла к ранке на моей шее. Она жадно пила, покачиваясь в такт глоткам. Потом отстранилась, слизывая кровь с губ. Я потянулся к ним, отчаянно желая снова ее поцеловать. Но Орайя приподняла подбородок, словно подставляя мне свое горло.
Мои толчки прекратились, что ей не понравилось; я это почувствовал по сжавшимся стенкам лона.
Нет, Орайя никак не могла мне предложить… не могла попросить…
– Кушать подано, – сказала она, повторяя мои слова.
Я стиснул зубы. Напрягся. Этих слов почти хватило, чтобы пробить туман моего вожделения. Я знал, чем это обернется для нее; знал, что сочетание моей крови, нашего слияния и всего остального, существовавшего между нами, потом скажется на нас не лучшим образом. Не хотелось усугублять ее разочарования.
– Ты уверена? – едва сумел выговорить я.
Она опустила голову. То, что я увидел в ее глазах… в таких случаях говорят, раздело меня донага, но поскольку я уже был голым… можно сказать, содрало с меня кожу. В ее глазах я увидел нечто гораздо глубже вожделения.
– Да, – шепотом ответила она.
В ней не было и тени сомнения.
Я не находил слов и просто зарычал, как зверь, еще крепче прижав ее к себе. Ее бедра снова задвигались, погружая нас в море наслаждения, которое не сравнишь ни с чем, кроме…
Кроме ощущения, когда мой рот оказался возле ее горла.
Ее кожа была такой нежной, гладкой, не считая маленьких шрамов: двух старых и двух поновее. Как и в прошлый раз, я осторожно поцеловал их, предваряя нежностью остроту своих зубов. Я ощущал биение ее крови под кожей, горячее и сладостное.
Мой укус был быстрым, твердым и безболезненным. Проделав ранку, я тут же отстранился.
Орайя вскрикнула и крепко сжала мои плечи. Мне показалось, что вокруг нас смыкаются стены.
Ее кровь – густая и терпкая – хлынула мне в рот. Ничего не могло сравниться с этим вкусом, со вкусом ее сущности, со всеми особенностями и противоречиями. Еще тогда, впервые попробовав ее кровь, я знал, что это изменит меня навсегда.
Лучше любого вина. Любого зелья. Наслаждение, к которому я
