Порабощенная душа - Кери Лейк
Гевин не удосужился принять форму демона в обсидиусе. По большей части он выглядел человеком. Это значительно облегчало выявление ублюдков, которые хотели нанести ему удар в спину, поскольку для некоторых пород демонов одного лишь вида человека было достаточно, чтобы спровоцировать драку.
Никус склонил голову набок и заговорил через плечо.
— Кажется, нам попался метис. А я-то подумал, что демон, который трахнул ташлу чиновника, был кем-то вроде зверя. — Он наклонился вперед. — Больше похож на сучку.
У всех троих были татуировки оптевила — эквивалент знака ку-клукс-клан в мире демонов, вкладывающего средства в поддержание чистоты демонических видов. В их глазах полукровки, метисы и люди были не чем иным, как приманкой для рабов.
Одним быстрым взглядом он оценил их размер. Изуродованный демон витиуш держал шипованную цепь из стали диаблиса, а это означало, что что бы он ни схватил в помощь, он никуда не денется. Демон аекорис держал боевой топор, который, без сомнения, нанёс бы серьезный урон, если бы его частицы застряли в плоти. Никусу, стоявшему посередине, не требовалось оружие. Его адские когти содержали в себе такой яд, который заставил бы даже инфорсера заплакать, как ребёнка.
Гевин уже обдумал, как всё будет происходить.
— Лучший способ очистить расу демонов? Выбей из грёбаного метиса всё дерьмо. — Лицо Никуса исказилось в улыбке, обнажив потемневшие зубы.
— Не собираюсь ни с кем драться. — Гевин положил молот себе на плечо. — Я здесь, чтобы отсидеть отведённое мне время.
Змеиный язык скользнул по губам демона никуса.
— Что за веселье в обсидиусе, если ты не можешь выместить свой проклятый гнев на свиньях, которые суют свои члены в любые пизды, какие им понравятся, и создают таких ублюдков, как ты?
Удар в адрес отца должен был разозлить Гевина, но, учитывая, что за всю свою жизнь он встречался с демоном всего дважды, это не могло вызвать его ярость.
— О, и правда. — Никус продолжил свою критику. — Твой папаша же не гоняется за шлюхами.
А вот его мать — это совсем другое дело.
Гевин согнул пальцы, испытывая желание выбить демона из дерьма, сжигая его мышцы.
— Я слышал, что другой твой ублюдочный брат ждёт ребёнка от своей человеческой шлюхи. — Глаза демона витиуша расширились от волнения. — Нежная телятинка. Я почти ощущаю вкус новорожденной плоти на своём языке. Чего я бы не отдал, чтобы заставить твоего брата наблюдать, как я трахаю его женщину и сжираю его ребенка.
Зубы скрежетали так сильно, что пронзило череп болью, Гевин широко взмахнул молотом и ударил демона витиуша по яйцам. Отобрав цепь, он увернулся от стремительных когтей и обернул цепь вокруг жабр аекориса, прежде чем забрать боевой топор и отрубить руки никуса.
Бум. Бум. Бум.
Один плавный взмах, и все три демона упали на землю, извиваясь, лягаясь, задыхаясь, борясь за собственное выживание.
— Никогда не говорите о моей семье. Гевин стоял над их дёргающимися телами, их мучительные стоны соперничали по громкости с его словами. — Считайте милостью, что я не отправил всех троих в стигиус.
Металлический грохот позади заставил Гевина развернуться и обнаружить рядом с собой заключённого, сражающегося в рукопашной с демоном породы лубриксиа — это большие краснокожие звери, обычно тупее горстки камней, но чертовски сильные.
Гевин подкрался сзади и прижал боевой топор к шее зверя, придушив его, в то время как другой заключённый в приступе ярости бил его по животу, пока зверь, наконец, не упал. Прежде чем Гевин смог остановить его, заключенный вонзил кирку в сердце демона, и его борьба завершилась.
Холодные, пустые глаза заключенного встретились с Гевином.
На древнем демоническом языке заключенный произнёс слова:
— Уничтожение, очищение и размножение.
Его взгляд упал на татуировку, выгравированную на теле всех четырёх демонов, лежащих на полу.
Девиз оптевиля.
Гевин уже видел этот символ раньше. Из-за своей жестокой натуры обсидиус кишел ублюдками, которых можно было идентифицировать по одному всеобъемлющему отпечатку птицы, похожей на сокола. Известный как рапторжус, он был мгновенным идентификатором, очень похожим на нацистский символ членов ку-клус-клана.
— Спасибо, что помог мне. — Гевин встал, протянув окровавленную руку. — Как тебя зовут?
Заключённый не удосужился пожать ему руку. Вместо этого он поднял с пола топор и отступил на шаг.
— Терриун.
— Я Гевин.
— Я знаю.
Баррикада из рук дёрнула Гевина сзади, придушив его горло, а его ноги скользнули по гравийному дну пещеры.
Инфорсер. Только у этих здоровенных ублюдков хватило бы мускулов, чтобы сбить демона с ног.
В темноте Гевина потащили, он не мог оказать особого сопротивления, за исключением бесполезных попыток схватиться за когти, чтобы втянуть воздух.
Инфорсер остановился перед черной железной дверью. А по ту сторону? Безумие. Полная сенсорная депривация. Гевин уже однажды сидел в одиночной камере, будучи заключённым в тюрьму по поручительству за Логана. Обсидиус смотрел свысока на дерущихся заключенных, особенно на тех, кто становился недееспособным и неспособным работать. Возможно, инфорсерам не нравилось, что кто-то крадёт у них их прерогативу.
Дверь распахнулась, и чья-то рука толкнула Гевина сзади. Никаких указаний на то, как долго он там пробудет. Понятия не имея, на что, чёрт возьми, он наткнулся — на разложившиеся тела? Запах крови и экскрементов впитался в остатки воздуха, пропитавший маленькую гробницу. Словно запах смерти.
Дверь щелкнула и закрылась.
Он соскользнул вниз по тому, что его руки приняли за стену из лавового камня. В человеческом мире тьма на самом деле не была абсолютной. Фактически, лишь немногие места обладали такой тьмой, как в обсидиусе. Глаза демона не могли даже различить ничего, что хранилось внутри камеры.
Единственное, что действительно беспокоило Гевина во тьме, это то, что с ним делал его разум. Сколько раз ублюдок мог наказать себя за такую грёбаную тупость? Одна минута слабости, и даже Цефирина не могла спасти его от этой участи. Женщина, которую он трахал, утверждала, что он её изнасиловал. Изнасилование ташлы верховного лорда могло бы караться смертью на месте, если бы Гевин не представил видео с камер наблюдения, которые сделали обвинение неубедительным. Кроме того, Гевин никогда в жизни не насиловал женщину и никогда не станет. Это противоречило всем моральным принципам всего его существа. Так что сидеть в абсолютной тьме из-за ложного обвинения раздражало его больше, чем плотоядный сукорош, который, как он чувствовал, ползал в данный момент по его коже.
Вспышка света предшествовала стуку ботинок по бетону. Он сразу узнал их. Каждую ночь он слышал один и тот же звук: стражники жаждали применить на нём очередное наказание.
