Перья столь порочные - Лив Зандер

Я брыкалась о бочку, зажатая между неумолимым дубом и тяжестью мужского тела.

— Да покарают тебя боги!

— Будешь дёргаться и орать — придётся поделиться этой маленькой розовой щёлкой. — Его грубые пальцы скребли по колену и ползли вверх по бедру, задирая юбки, открывая то, чего никогда не видел ни один мужчина. — Но сначала я хорошенько вытрахаю эту дырочку.

Пульс бился в висках, пока он стонал у моей шеи, пригибаясь, прижимая пах к моей обнажённой коже. Его твёрдый член тыкался между моими бёдрами, шаря в поисках входа, размазывая что-то липкое и влажное по коже.

Сжимая ногтями дубовую бочку, я пыталась подавить рвотные позывы за стиснутыми губами. Если молчать и терпеть, я, может, выживу. Но ради чего жить? Без чести у меня не останется жизни, достойной того, чтобы её жить.

— Отвали от неё! — Громовой крик разнёсся над пугающе затихшей деревней. — Она — та, что нужна судьбе, идиот!

Тяжесть мужчины исчезла с меня, он отшатнулся в сторону, выругался и поспешно натянул штаны.

— Откуда мне знать? На знатную она не похожа.

— Конечно. Ведь у вас, в деревне, крестьянки носят драгоценности на чистой шее, да? — рывок зацепил моё ожерелье, перекрыв воздух, поднял меня и развернул лицом к зелёноглазому Ворону из моей комнаты. Он держал меня цепочкой, туго натянутой в его руке, угол его губ изогнулся, пока взгляд лениво скользил по моей нижней рубахе. — Хотя, знаешь, без шелков ты выглядишь куда соблазнительнее. Сбросила свои пёстрые перья до простого хлопка, да? Кто ты такая?

Мои губы разомкнулись.

Из них не вырвалось ничего.

Только рвотный спазм в горле, жгучая волна в груди.

Они что, возьмут меня в заложницы? Подумают, будто за любую знатную женщину можно выручить возы монет и серебра? Да, должно быть так.

Человек или Ворон — война всё равно стоит золота.

Но… если они пришли за мной, разве он не должен знать, кто я? И если не знает — стоит ли говорить? Если я откроюсь, эти дикари могут изнасиловать, пытать, убить. Или хуже: изнасиловать и оставить в живых.

— Проглотила язык, крошка? — он ухмыльнулся, кожа тёмно-коричневых кожаных доспехов обтягивала грудь, как тетива, натянутая поверх тиснёной кирасы7. Его пальцы чуть ослабили хватку на моём ожерелье. — Имя.

Страх стучал в висках, застилая разум. Что я должна сказать? Всё это не имело смысла.

— Ох, только гляньте, какая стеснительная. Сладкая девочка.

Мой взгляд метнулся к той самой женщине-Ворону. Она подошла ближе, сжимая пальцами шею Рисы. Из-под длинных ногтей в морщинистую кожу тянулись чёрные жилы, оплетая горло, будто верёвочные петли.

Горький ком застрял у меня в глотке. Нет. Нет, только не Риса!

— Лорн… — Ворон рядом со мной отпустил ожерелье, но я почувствовала, как он придвинулся ближе. — Зачем тебе эта старая карга?

— Эта пыталась спасти девчонку. Ах, смотреть на это было так трогательно. Может, мать? Нет. Слишком стара. Служанка? Горничная? Какая разница, Себиан?

Себиан пожал плечами.

— Всё равно.

— Неважно, — Лорн дёрнула Рису за шею, вырвав из неё жалобный крик, который вскоре перешёл в сип под давлением теней. — Давай проще. Девчонка, кто эта женщина?

Я взглянула на Рису, видя, как она задыхается, слыша её хрип.

— Моя нянька.

— Нянька, — Лорн усмехнулась. — А кто… ты… такая?

— Н-н-нет! — хрипнула Риса.

Я сглотнула слишком много слюны, едва не вырвало обратно. Скрывать правду даст лишь время, не избавит от неизбежного. Но если раскрыться — может, Рису отпустят? Я не могла потерять её. Не сейчас. Не так.

— Если я назову своё имя, ты её отпустишь? — Когда Лорн кивнула, я выпрямилась настолько, насколько позволял страх, жгущий позвоночник. — Я — леди Галантия из дома Брисден, дочь лорда Брисдена.

Себиан шумно втянул воздух сквозь зубы, но именно злобная улыбка Лорн скрутила мне желудок, прежде чем она произнесла:

— Дочь Брисдена. Ведите её к Малиру, а я попробую выследить тех солдат, что сбежали с золотой сучкой.

Ужас бился во мне, но я сглотнула его, пытаясь спасти хоть кого-то.

— Тебе придётся взять и мою няньку. Т-тебе же нужна она. Чтобы присматривать за мной! Если тебе важна моя ценность, знай — она в моей чести.

— «Моя ценность в моей чести», — передразнила Лорн тоненьким голоском, закатила глаза, потом рассмеялась и вытащила чёрный кинжал из петли на поясе. — Милая, ты уже слишком взрослая для няньки. Время повзрослеть.

Она подмигнула мне.

А потом вонзила кинжал Рисе в горло.

Глава 4



Галантия

Наши дни, деревня Ларпен

Я уставилась на кровавые брызги, вырывающиеся из шеи Рисы всё реже и реже, разум застрял где-то между трясущим нервы шоком и разрывающей сердце тоской.

Когда колени Рисы подломились, Лорн толкнула её, позволив телу обмякнуть и рухнуть на землю.

— Вот, я её отпустила.

Она перескочила через дергающееся тело Рисы с хихиканьем, будто играла в классики. Вот так просто. Будто женщина, истекающая кровью из горла, была для неё не препятствием, а забавой. На следующем шаге Лорн превратилась в ворон и улетела.

Мой взгляд снова вернулся к Рисе. Тонкие тёмно-фиолетовые жилки расползлись по её бледному лицу, обрамляя рот, неестественно распахнутый, с совершенно чёрным языком. Судороги ослабевали. Становились всё реже. Исчезли.

Сердце остановилось.

Нет. Этого не может быть.

— Риса? — почему мои колени внезапно оказались в окровавленной грязи, я не помнила. Может, я просто рухнула рядом, дрожащими пальцами касаясь её искажённого лица. — Скажи хоть что-нибудь…

Почему она не отвечает? Моя Риса всегда отвечала, она никогда меня не игнорировала, никогда не делала вид, что меня не существует.

Но…

Рисы больше нет.

Она мертва.

Глубокая трещина разломила сердце, выплеснув в грудь новую боль, от которой ломило за грудиной. Хотелось кричать, плакать, биться в истерике, но я… не стала.

Я замерла, сдерживая каждый новый приступ безумия ровными вдохами. Выдох. Не плачь, Галантия. Вдох. Не плачь, Галантия. Выдох. Не смей, чёрт возьми, плакать, Галантия!

— Ну же, вставай. — Чьи-то сильные руки схватили меня за талию, и мир перевернулся. Рывком Себиан закинул меня на плечо. — Отнесу тебя туда, где ждут. Будь хорошей девочкой и прибереги истерики на потом.

Я болталась вниз головой, подбородок упирался в коричневые пластины его кирасы, пахнущие воском и травами, потёртая кожа явно служила ему много лет. Древко лука неприятно зацепилось за волосы, выдёргивая пряди, и перед глазами открылась картина дикого ужаса.

Женщины рыдали — хватались за изгороди, сидели у лавок среди трупов, выли