Тетушка против - Тата Алатова
— Устоите на ногах, еще как устоите!
***
Лакеи вынесли из дома небольшой прочный сундук со всеми пожитками Маргарет и пристроили его в багажном отсеке экипажа Бернаров — не роскошного, а повседневного. Гаспар на прощание пожал ей руку, шепнув что-то утешительное на ухо. Заледеневшая, молчаливая, она приняла его знаки внимания равнодушно, только окинула напоследок взглядом уютный дом, которому отдала столько лет, и побрела по чисто выметенной дорожке к экипажу.
Прежде ее ниоткуда не выгоняли, и знать бы, что ее терзало в эти минуты сильнее: унижение, обида или горечь разочарования. За спиной хлопнула дверь, мягко протопотали по песчанику домашние туфли, а потом Пеппа с разбега коротко и сильно обняла Маргарет, оглушительно поцеловала в ухо и торопливо пробормотала:
— Береги себя, тетушка!
— И ты постарайся не наломать дров.
Раздраженно фыркнув, как норовистая кобыла, Пеппа унеслась обратно. Вот и распрощались, стало быть.
***
Рауль прогуливался по небольшому саду особняка на Закатной улице, когда Маргарет открыла калитку перед дюжими лакеями, тащившими внутрь ее немногочисленные пожитки.
Его светлости мгновения, чтобы разглядеть и поникшую фигуру, и сундук, чтобы его лицо потемнело, а на скулах заходили желваки.
— Да и черт с ней, с этой капризной девчонкой, — сказал он отрывисто. — Только не вздумайте переживать, моя Пруденс.
Она свирепо шикнула на него: не хватало еще, чтобы это услышали лакеи или возница Пеппы — разговоров потом не оберешься.
Он послушно замолчал, дождался, когда прислуга отъедет, а потом взял Маргарет за руку и увлек за строгую линию высаженных в ряд самшитов, скрывающих парочку от окон дома.
— Давайте поженимся, хоть завтра, — зашептал он взволнованно и настойчиво. — Что нам терять? Обратимся лично к архиепископу, он хитер и скользок, да ведь и я не простак.
Она была слишком измучена, чтобы спорить и указывать на безрассудство этой идеи. Поэтому лишь молча покачала головой, поднесла его руку к губам и мягко поцеловала ее, надеясь избежать объяснений.
Рауль тут же сбился с мысли, поцеловал в ответ ее руку, его ладони заскользили по ее спине, а взгляд стал пьяным, голодным. Горячее дыхание обожгло чувствительную кожу под левым ухом, а потом и губы прижались к жилке на шее, над строгим воротником. От его прикосновений оледенение таяло, жизнь возвращалась в одеревеневшее тело. Холодная как камень? Ничего подобного. Камень не умеет столько всего чувствовать — и искры, постреливающие в позвоночник, и гулкий стук крови в висках, и жаркую потребность в еще более глубоких ласках, чтобы все горести этого дня сгинули без следа.
Маргарет запустила пальцы в его роскошные безупречные локоны, сама нашла ртом его рот, сама приоткрыла его губы своими, позволяя поцелуям стать совершенно бесстыдными. Прижималась к твердому телу так плотно, как только могла, возрождаясь от острого, оголенного счастья.
Пусть она приземистая толстушка с крестьянским лицом, но ведь тоже может быть любима, тоже может быть желанна! Разве она не такой же человек, как и все остальные, со своим правом на чувства?
И, однажды приняв Рауля Флери, ни за что теперь от него не отступится. Потому что Маргарет Ортанс Пруденс Робинсон не из тех женщин, кто отступает.
Права нянюшка Латуш: выстоит, не переломится. Не позволит маленькой себялюбице лишить ее этого мужчины, чьи поцелуи дрожью отзываются внизу живота, выворачивают наизнанку, заставляют забыть и о принципах, и об осторожности.
Скандал? Пусть гремит. Слухи? Пусть змеятся. Насмешки? Эка невидаль!
Пока ее так целуют — нечего бояться в этом мире.
— Да, — прошептала она прямо в открытые губы Рауля, перемешивая их дыхания, — давайте поженимся.
Глава 32
Рауль прекрасно понимал: Пруденс согласилась выйти за него лишь потому, что Жозефина сотворила с ней страшное, лишила опоры и выбила почву из-под ног. А он всего-то поймал мгновение уязвимости. Возможно, другой мужчина, более порядочный и достойный, не стал бы пользоваться слабостью любимой женщины. Возможно.
Но граф Флери обладал именно той степенью цинизма, чтобы не терзаться бесполезными размышлениями, а накрепко вцепиться в хвост удачи и начать действовать. Главное — не дать рассудительности взять верх над обидой, или что там руководило Пруденс.
Поэтому он велел Теодору разбудить его на рассвете, не желая откладывать визит к епископу на более приемлемое время.
Франсуа Лемьер был со всех сторон приятным человеком. Ленивый и добродушный, как и два его пушистых кота, он не обладал хищной амбициозностью столичных священнослужителей, а предпочитал проводить свои дни в разморенной неге, время от времени карая с кафедры заядлых грешников. Они завели знакомство одним августовским вечером, когда Рауль уворачивался от докучливого внимания ревнивого мужа и не нашел другого укрытия, кроме небольшой часовни.
…Он до сих пор помнил мелкий настырный дождь, который так и норовил просочиться под плащ. Запах воска, сырости и ладана в полутемной ризнице, гневные крики обманутого рогоносца за дверью и звяканье шпаги. Невысокого полноватого аббата (еще не епископа) с огарком свечи в руках.
— Ищете спасения души или бежите от более осязаемых угроз? — насмешливо спросил он.
— Я вас умоляю, святой отец, — закатил глаза Рауль, стряхивая с одежды лепестки роз, в которые его угораздило прыгнуть с балкона. До чего же грубы и неотесанны провинциальные мужья — нет, чтобы поблагодарить за заботу об их женушках… так и норовят проткнуть тебя насквозь, ослы деревенские! Вызвать такого на честный поединок — и хлопотно, и позорно для клинка. Да еще и кафтан испачкаешь…
— Грязь порой летит дальше шпаги, — наклонив голову, согласился священник. — Ваша тактика впечатляет: бегство как высшая форма презрения.
В тот драматический вечер епископ не просто спрятал прыткого аристократа, но и, забавляясь чужими приключениями, предложил распить красного вина. За первой бутылкой последовала другая, и их беседа, чрезвычайно очаровавшая обоих, длилась целую неделю. За это время они осушили все бочонки из запасов женского монастыря и переключились на подвалы мужского.
Их дружба расцвела, как вездесущий чертополох: колючая, пьяная и жизнелюбивая. Рауль спасал епископа от визитов настойчивых аббатов, устраивая срочные молебны, дабы изгнать с полей засуху или дожди (на самом деле они просто уединялись в охотничьем домике Флери, распивая мускат, до тех пор, пока эта обитель добродетели не оказалась проигранной в карты). Франсуа помогал Раулю избегать общества утомительных кокеток, приглашая на душеспасительные беседы, во время которых они вместо изучения священного писания просто играли в триктрак.
Как часто после долгих возлияний Рауль приезжал к епископу, полный раскаяния:
