Перья столь порочные - Лив Зандер

Лёгкое подёргивание пробежало по его губам, искажённым тенями, так что я не могла понять, раздражила ли его моя шутка или развеселила.

— Похоже, я совсем не собираюсь тебя убивать. Разве я не говорил это всего несколько мгновений назад?

Слова, сказанные в страсти, постепенно возвращались ко мне теперь, когда я снова полностью контролировала дыхание, каждое признание шокировало больше предыдущего. А что если всё это правда?

Малир обнаженным телом отвернулся от ванны к очагу, выставляя передо мной идеальную мужскую задницу, когда потянулся за дровами, которые подбросил в пламя. Впервые в жизни я упивалась видом его широких плеч, крепких ягодиц, тем, как языки пламени отражались на равнинах мышц на его блестящем от пота прессе, когда он поворачивался. Между ними пролегли долины глубоких теней, прерываемые только линиями шрамов, которые покрывали все его тело примерно до середины бедра.

Это ничуть не умаляло его красоты, а лишь подчёркивало силу мужчины в расцвете сил, его мужественность. В этом он был похож на Себиана. Оба примерно одного роста, но если у следопыта в осанке всегда угадывалась лёгкая отчуждённость, Малир стоял прямо и гордо, порой даже немного жёстко. Всё это свидетельствовало о королевском воспитании, хотя ни капли явной высокомерности, характерной для таких людей, у него не было.

Пучок волос на его голове подпрыгнул, когда он обошёл ванну и встал за мной, слегка похлопав по плечу и жестом предлагая сесть глубже. Как только я это сделала, он вошёл в воду, подняв её уровень по мои соски. Его длинные ноги обрамляли мои, рука обвила меня за талию, прижимая к себе, не отпуская, пока моя голова не легла на его грудь.

Так странно…

На табурете рядом с ванной стояли серебряная чашка, сложенное письмо и таз, — с травами, мылом и флаконами масел, — и он взял морскую губку. Опустил её в воду перед нами, разминая, пока она не пропиталась и не размягчилась. Затем осторожно приложил к моей шее, но это не мешало мне задыхаться от боли, пробежавшей по мышцам.

— Ты всё ещё чувствуешь меня там, — прохрипел Малир, сжимая губку, позволяя тёплой воде стекать и успокаивать больную кожу — Порядочный мужчина опустил бы голову от стыда.

— Но ты… — из моих лёгких вырвался кашель, пробивая распухшую плоть на пути наружу.

Малир громко втянул воздух ртом, опустив губку в воду и схватив чашку на табурете, затем протянув её мне.

— Пей.

Я взяла украшенную чашку и приложила металлический край к губам, позволяя каплям сладкого вина смочить сухую, обветренную трахею.

— Ты не порядочный человек.

— Нет, я не порядочный, — сказал он — Не могу не испытывать гордость, предвкушая появление моих отметин и синяков.

Он вытащил губку из воды. Поднял её. Сжал. Малир заботился о боли, которую сам причинил, с такой успокаивающей нежностью, что саму боль постепенно уносило прикосновение. Пылкость, исходящая от этого, казалась неуместной, и всё же она была, мерцающее чувство любви сквозь тени боли.

Я вернула чашку на табурет.

— Было и хуже.

— Ммм-хмм. — Губка скользнула вниз между моими грудями, обводя череп понимания, прежде чем погрузиться в воду. — Скоро ты отправишься в Тайдстоун. Аскер уже выбрал ткачей смерти и судьбы, которые будут сопровождать твою карету до деревни Элкен, где я устроил тебе день отдыха.

— Спасибо. — Мои мышцы расслаблялись под постоянным потоком тёплой воды, выжатой из губки, заботой о ранениях, ещё невидимых, но ощущаемых каждый раз, когда я говорила или глотала. — Долгие поездки на карете утомляют.

— Мне говорили. Люди твоего отца сопроводят тебя из Элкена оставшуюся часть пути, так как он не допустит, чтобы Вороны оказались рядом с Тайдстоуном. — Он медленно провёл кончиком пальца по боковой стороне моей шеи, заставляя слабую боль вспыхнуть. Ещё одно сжатие принесло тепло воды, успокаивая боль. Это было странное ощущение, словно он говорил: я люблю причинять тебе боль и ненавижу, что причиняю её одновременно, его прикосновение — самая вкусная противоречивость. — Тебе лучше не попадаться, маленькая голубка. Твой приданое не покрыло расходов на подготовку к свадьбе. Уже сейчас Вороны съезжаются в Дипмарш со всех уголков королевства, жадно ожидая три дня пиршеств, выпивки и веселья.

— Я всё ещё не видела своё свадебное платье.

— Я видел, — прошептал Малир с трепетом в голосе. — Платье… великолепно. Вырез, словно из тенистых ветвей, украшен осколками аэримеля, формирующими гнездо для твоего шрама, перед тем как спуститься вдоль корсета. Семь тысяч чёрных перьев украшают шлейф, и каждый день добавляется ещё одно, по перу с каждой Вороны, прибывающей в Дипмарш. Нарукавные детали полностью из изменяющейся теневой ткани, создающей иллюзию движущихся чёрных крыльев, края украшены моими перьями. И… это пришло сегодня. — Он взял сложенное письмо с табурета, позволяя пергаменту потемнеть между влажными пальцами, из сгиба появилось яркое перо. — Я ещё не решил, стоит ли добавить его в платье, к черту единство.

Я взяла перо, оно было не совсем белым, скорее кремово-алебастровым, хотя оттенок мог быть от тёплого света огня рядом. Некоторые бородки были рассыпаны, а пух у основания казался редким. На пергаменте за ним, чернилами, извивались буквы Старого Вэра.

— Что это? — спросила я.

— Перо лорда Корвуна, бывшего стража моей семьи, который покинул поле битвы во время осады на Вальтарис и скрылся среди людей, — стиснув зубы, сказал он. — Старость и болезнь не позволят ему присутствовать на свадьбе, или так утверждает письмо. Возможно, причина в том, что я должен увидеть его повешенным.

— Страж? Но… — Я прищурилась, словно пыталась вернуть цвет перу. — Оно кремовое.

— Как и его волосы. Раньше, по крайней мере, хотя теперь можно смело считать их белыми, — сказал он. — Корвун — белая ворона, маленькая голубка.

— Я никогда о таком не слышала.

— Они исключительно редки, но подобные случаи отмечались среди других птиц, лис и даже волков, если верить слухам, — сказал он. — Корвун — ткач смерти, его тени подобны дыму от сгоревшей соломы. Плохие летуны. Слабые перья, бородки легко повреждаются. — С облегчённым вздохом он вернул письмо и перо на табурет. — Дарьен настаивает на использовании его для платья вместо гусиного пера, которое пришлось вырывать слугам. Одно белое перо среди океана чёрных.

Это звучало невероятно красиво.

На мгновение я закрыла глаза, представляя себя в платье. Капля за каплей цветной образ расширялся с грубыми очертаниями размытых людей и места, создавая фон возможного будущего. Замок, королевство в мире, богатые урожаи. И вот я сижу на троне королевы рядом с Малиром,