Перья столь порочные - Лив Зандер

По её кивку я развернулся и зашагал прочь, тихо выскользнув из её покоев обратно в коридор. Если мы покинем Дипмарш в течение часа, то доберёмся до побережья до восхо…

Я замер как вкопанный, ровно между дверями в покои лорда и леди.

— Что за странное место для встречи.

Сиси как раз прикрывала за собой дверь в комнаты Малира, когда её глаза нашли мои. На губах — насмешливая, капризная улыбка.

— Я могла бы сказать то же самое. Но полагаю, хорошо, что у нас обоих достаточно благоразумия, чтобы помнить об осторожности.

Последнее слово повисло в воздухе, пока я смотрел, как она скользит по коридору в зелёном шёлковом платье. Один локон, выбившийся из причёски, подозрительно болтался меж её лопаток. Год. Целый год она трясла грудью и строила глазки Малиру — и теперь ей удалось пробраться в его комнаты? Сейчас?

Я пересёк последние шаги до дверей Малира. Никогда не считал нужным стучать — и уж точно не собирался начинать. Вошёл сам, захлопнул дверь за спиной, прошёл через библиотеку и направился прямо к столу, за которым он сидел.

— Я встретил Сиси в коридоре, — сказал я, падая в кресло у окна. Даже на мой слух голос прозвучал ядовито. — Что она здесь делала, выходя из твоих покоев на рассвете?

Малир даже не удостоил меня взглядом, лишь продолжал вести пером по пергаменту, выводя изящные буквы.

— Играет в политику. С каких это пор тебя волнует, какие женщины входят и выходят из моих покоев?

Я глубоко вдохнул, вбирая запахи, что впитались в его одежду для верховой езды, в волосы, во все углы комнаты. Лемонграсс. Кожа. Пергамент. Воск. Чернила. Лепестки роз. Что бы он там ни делал с Сиси, он её не трахал — ни малейшего следа её запаха. Да и вообще — не было на нём ни одного намёка на женщину. Ни на Сиси. Ни на Лорн.

Только на Галантию.

Я не знал, что с этим делать, поэтому просто сказал:

— С тех пор, как у тебя появилась невеста.

Я дал себе слово — защищать Галантию, от его теней, от худших его настроений, от всего этого. Что-то здесь было не так…

Малир хмыкнул, медленно покачал головой, макнул перо в чернильницу и продолжил писать.

— До меня дошёл слух, что моя невеста трахается с моим лучшим другом. Сомневаюсь, что ей бы разбило сердце, если бы я завёл любовницу.

У меня сжались кулаки — именно этого я и боялся. В ночь кьяр? Богиня, помоги ей… Сердце Галантии спотыкалось о каждое шёпотом данное обещание, о каждое ласковое прикосновение между ними, о каждый круг, что их ноги вытаптывали на траве. Для девушки, которую заперли, обменяли и в конце концов бросили, — хватило бы одного поцелуя, которого она так жаждала, чтобы влюбиться, чтобы вручить сердце Малиру.

У меня в животе всё перевернулось. Чёрт, я должен был её поцеловать. Почему я этого не сделал? Был ли я самым безопасным местом для её сердца? Вряд ли. Но уж точно безопаснее, чем Малир!

— Почему пуговицы? — спросил я. — Случайно проходил мимо банки с пуговицами Дарьена и прихватил горсть?

— На самом деле я отправил служанку наугад вытащить горсть, — его рука по-прежнему легко выводила буквы, как будто это равнодушие не бесило меня до дрожи. — Если во мне и оставалась надежда когда-нибудь связаться, она угасла в ночь кьяр, когда я произнёс клятвы женщине, которая никогда не станет по-настоящему моей. Но я не стану дарить ей сокровища, что мой аноа годами собирал, чтобы впечатлить пару. Есть вещи, которым положено остаться в прошлом. С тем, что могло бы быть. Что должно было быть, если бы жизнь не вмешалась. — Он наконец оторвал перо от пергамента и посмотрел на меня. — Я подумал, что уж ты лучше всех поймёшь. Ведь твои губы её так и не коснулись.

У меня во рту пересохло. Отлично. Теперь, когда он наконец обратил на меня внимание, я меньше всего этого хотел…

Я отвернулся, уставившись в окно, и нахмурился, заметив вихрь снаружи.

— Идёт снег.

Малир тоже посмотрел, сузил глаза, потом со злостью швырнул перо так, что чернильница подпрыгнула и залила буквы чёрными каплями.

— Проклятая мерзость!

— Всего лишь снег, Малир. Каждую зиму выпадает. Мы ведь не собирались прямо сейчас лететь в столицу… — я приподнял бровь, наблюдая, как он суетливо прижимает кляксу другим листом, пытаясь впитать чернила. — Что это?

— Причина, по которой я позвал тебя. Это испорченное письмо лорду Куллену должно было сообщить, что отряд из пятидесяти всадников вышел из Аммаретта и направился далеко на север, — сказал он, вытирая перепачканный чернилами палец о штаны. — Под знамёнами принца Домрена.

Принц Домрен…

Я пошевелился в кресле, кровь вскипела от одного лишь его имени.

— Что он там делает, на севере? Так далеко за стенами отца?

— Весть о моей помолвке с Галантией и последующем союзе с Тайдстоуном, должно быть, наконец добралась до столицы, — сказал Малир. — Моё предположение не лучше твоего, но и Аскер, и я думаем, что Домрен пытается найти себе новую невесту на ничейных землях.

— И нового, более близкого союзника заодно, — сказал я, чувствуя, как мой аноа в глубине расправляет крылья, каркает, требует кишки этого ублюдка. Я был должен им это. Всем несчастным душам, которые потеряли жизнь из-за моей проклятой глупости! — Мы должны лететь туда. Как далеко на север его заметили? Ты сказал… что? Пятьдесят всадников?

Малир пожал плечами.

— Плюс-минус.

— Лучники?

— Не по отчётам следопытов. Они и не ждут, что мы сунемся так далеко на север из-за этого. И не зря, Себиан. Я лишь поделился, чтобы ты знал об их передвижениях.

— Они идут по открытому полю без лучников? — это слишком золотая возможность, чтобы ее упустить. — Мы сможем взять их и половиной отряда, если пошлёшь меня с лучшими ткачами смерти и следопытами!

Малир сильнее откинулся в кресло, позволив себе немного сползти вниз, потом зажал переносицу пальцами и покачал головой.

— Невозможно. Все сейчас слетаются и собираются на свадьбу. Галантия уедет в Тайдстоун через одиннадцать дней. Я не могу ослабить армию ради чего-то, что нам ничего не даст. Кланы на ничейных землях в основном грызутся друг с другом, так что меня мало заботят те несколько людей, которых может набрать Аммаретт.

— Может, для тебя это и пустяк. Но для меня это единственное, что держало меня, чёрт побери, в живых последние пять лет, — месть. И она так близко. Так близко! — Я сам полечу на