По щучьему велению, по Тьмы дозволению - Евгения Преображенская

Метель бушевала такая, что не разглядеть ничего на расстоянии вытянутой руки. Мороз ударил, какого не бывало за последние зимы.

И кривхайнцы, и тинутурильцы едва успели разбить лагеря, поставить палатки под защитой леса. Им было не до Инальта и Витарии, свои бы жизни уберечь.

Оба отряда не знали, что они приблизились друг к другу. Встреча была неминуемой, если бы не метель. Лишь селение, расположенное у тракта, разделяло их… селение и непобедимая стихия.

Но многое подвластно тем, кто ведает секреты тайных сумеречных троп. И наши герои, каждый по-своему обученные этому искусству, с помощью верных друзей договорились о свидании в старом сельском храме, под защитой богини-матери.

Инальт Богат явился первым, как и полагается. Для того, что он задумал, обыкновенно нужна долгая подготовка. Но у них не было времени.

— Царевна согласилась с твоей задумкой, — сказала ему ранее Лита. — Но я почуяла её страх…

— И у этого страха есть причины, — ответил юноша. — Однако я знаю, как его преодолеть. Я обо всём договорюсь с жрицей Элемы…

К счастью, ни главная служительница богини Солнца, ни послушницы не задавали лишних вопросов. Возможно, им хватило одного взгляда на лицо Инальта, — такая буря бушевала в его душе, и благородная страсть звучала в голосе.

Витария явилась с приходом сумерек. Инальт не сдержал восторженного вздоха. Перед ним стояла не та чумазая плаксивая девочка, с которой они расстались в лесу, но уверенная в себе прекрасная женщина, даже не царевна, а настоящая царь-девица.

Её волосы удивительным образом отросли. Причудливо переплетённые на тинутурильский манер длинные косы лежали на груди и плечах, ниспадали до бёдер. Тело облегал лёгкий кожаный доспех, узкие штаны и высокие сапоги для верховой езды. От холода защищал длинный плащ из голубоватого тюленьего меха.

Царевна застыла, молча глядя в глаза возлюбленного. Этот взгляд и плотно сжатые губы поведали Инальту о многом лучше любых слов. Как его любящее сердце предчувствовало надвигающуюся опасность, так и сердце девушки ощущало беду, которая могла случиться… да и почти случилась ранее.

Но Инальт смотрел на любимую прямо и уверенно, не чувствуя вины. Теперь он знал, что на пути каждого человека встречаются перекрёстки. Каждый из них был волен сделать выбор, повернуть в ту или иную сторону, взять за руку, целовать в губы того или другого.

Инальт много раз мог свернуть с пути, как, впрочем, и сама Вита. Но оба они теперь были здесь, стояли друг перед другом. Оба они сделали свой выбор. И это сейчас было самым важным.

За узкими окнами храма ярилась зима и выла вьюга. Где-то там за полотном снега замерзали и погибали. Где-то далеко в ночи остались враги, заботы, невзгоды, смерть.

А здесь и сейчас ласково гудел огонь в жаровнях, даря собравшимся тепло и надежду. И каменная статуя богини Элемы в грубо раскрашенном, но ярком венке из летних цветов напоминала, что весна уже на пороге.

Молодой княжич сделал шаг вперёд. В присутствии Литы и Эйрика, под взглядами жриц и самой богини Элемы, он встал на колени и произнёс:

— Витария, я люблю тебя. Я хочу, чтобы мы всегда были вместе… Вместе даже в самой долгой разлуке, и кто бы ни разделил нас! Я хочу, чтобы здесь и сейчас ты стала моей женой.

Царевна опустила ресницы, моргнула, затем гордо вскинула голову. Она сделала шаг навстречу и опустилась на колени рядом с Инальтом. Их руки коснулись друг друга. И это прикосновение сказало больше, чем любые слова.

— Согласна ли ты, Витария, стать супругой Инальта? — повторила вопрос жрица богини Элемы.

Губы царевны распахнулись, в глазах блеснула влага:

— Да! — громко ответила она. — Я согласна.

Лита медленно и величественно приблизилась к Витарии. Её руки чуть дрогнули, когда волчица возложила на её голову венок из сухоцветов и колосьев пшеницы. Эйрик, сопя от волнения, притащил тяжёлую медвежью шкуру и водрузил её на плечи Инальта.

По традициям Севера в этот момент возлюбленные стали самими богом и богиней. А этот союз не смел нарушить никто: из смертных ли, из духов.

— Приветствуем тебя, о прекрасная богиня, — произнесла жрица, обращаясь к Витарии. — Приветствуем тебя, о могучий бог, — повернулась она к Инальту. — Как ночь за днём, так зима за летом, как луна за солнцем, так тьма за светом, как смерть за жизнью, пусть следует богиня за богом, а жена за мужем в неразрывном единении… — Жрица помедлила, оглядевшись. — Лента или верёвка у вас есть? — спросила она шёпотом.

— У меня есть лента для волос, — встрепенулась Витария.

На миг она прижала ладонь к груди.

«Ах, матушка», — прошептали её губы.

Затем девушка извлекла из внутреннего кармана и подала жрице красивую шёлковую ленту, которую когда-то давно она прихватила с собой из царского дворца на всякий случай, вместо верёвки. Жрица улыбнулась и обвязала соединённые руки Витарии и Инальта традиционным свадебным узлом.

— Жена следует за мужем, а муж — за женою, — чуть тише закончила она. — И пусть цикл этот никогда не прервётся.

В скромном храме, стоящем у большого тракта, были не комнаты, скорее чуланы для таких вот гостей, которые прятались от непогоды или других невзгод. Кувшин вина, две чарки, немного хлеба — были их праздничной трапезой. Низкий стол в углу, соломенные тюки напротив да лохань с тёплой водой для умывания — вот и всё убранство.

Не царские перины и не весенний луг, но собственные дорожные плащи стали им брачным ложем. Ни холодные каменные стены, ни жёсткая постель не пугали молодожёнов.

Витария смотрела на Инальта, и ей казалось, будто они всю жизнь… да и все прошлые жизни были вместе — были мужем и женой. Его лицо, его руки были ей знакомы, словно она видела, ощущала их день изо дня.

Царевна смотрела на молодого князя и не удивлялась ни отросшей щетине на его посуровевшем лице, ни мягкому изгибу губ, ни небольшой горбинке на сломанной когда-то переносице, ни чёрным кучерявым волосам.

Несмотря на долгую разлуку и короткие свидания прежде, почему-то теперь всё стало в юноше ей не просто знакомым, но совершенно, абсолютно родным. Не родным, как если бы был он ей братом или другим родственником. Но как если бы он был ею самой, а она — им!

Его неспешные мягкие прикосновения не