Хозяйка Шорхата - Раяна Спорт
— Не думайте, что я стану просить вашей руки, миледи. У меня на вас иные планы.
Новый глава рода де Сан-Раду, облаченный в темный бархат, подал знак стоящему поодаль священнику. Тот, с куском пергамента в руках, казался маленькой, испуганной птичкой. В глазах главы, устремленных на меня, плескалось торжество, от которого по спине пробежал холодок.
— Прочтите! — приказал он, вперившись в меня своими глазами.
Священник, словно повинуясь невидимой нити, приблизился ко мне. Он нервно поднес пергамент к самому носу и, откашлявшись, забубнил:
— «Леди Надэя де Сан-Данар, или Надэя де Брау, графиня Кронштадская обвиняется в том, что с помощью заклятий, зелий и прочих ведьмовских чар совершила следующие вредные, нечестивые и богопротивные деяния. Первое — затуманила разум его величества Вильяма Голтерона…»
— Что? — воскликнула, не сдержавшись и услышав откровенный бред из уст дрожащего старика с монашеским одеянием.
— «Второе, — тем временем продолжил старик, не обращая на меня никакого внимания, — убила свою мачеху Антаю де Сан-Увар и стала причиной смерти своего супруга — принца Хасиба...»
— Это клевета! У меня есть свидетели!
Священник глянул на меня и продолжил:
— «Третье, внесла смуту в душу своей сестры Ансаи де Сан-Данар и жителей Юраккеша. В связи с выдвинутыми обвинениями и пока не доказано обратное, леди Надэя де Сан-Данар признается одаренной с иномирной душой, внесшей разлад в наш мир и угрожающей его существованию…»
Я смотрела на незваных гостей и не верила своим ушам. На их лицах застыло выражение серьезности, даже торжественности, отчего меня пробрал озноб.
— Я хочу видеть своего мужа! — выпалила я, стараясь сохранить хоть какое-то подобие самообладания.
Де Сан-Раду, главарь этой шайки, глумливо улыбнулся, словно предвкушая мою реакцию.
— Насколько мне известно, ваш муж сейчас находится при дворе и, следовательно, мы не можем исполнить вашу просьбу.
В голове словно что-то щелкнуло. Все встало на свои места, сложилось в жуткую, пугающую картину.
— Конечно! — до меня наконец дошло. — Вы знали об этом! Знали заранее. Иначе бы не осмелились бы сунуться ко мне! Вы подло воспользовались его отсутствием!
— Совершенно верно, миледи. Мы были в курсе ваших дел не только в Юраккеше, но и в Саркоте. Об этом позаботилась танита Солейн.
Боль пронзила меня, словно удар кинжала в спину. Это было не просто предательство, это было крушение всего, во что я верила.
"Но как?" — прошептала я, чувствуя, как подкатывает тошнота. Как она могла? Зачем? Вопросы роились в голове, не находя ответов.
Я перевела взгляд на священника. Он спокойно убирал пергамент, словно только что сообщил мне о погоде, а не о том, что моя жизнь рухнула.
— И что теперь? — спросила, стараясь сохранить хоть какое-то подобие самообладания.
— Теперь вам помогут признаться в ваших грехах, — ответил он, и эти слова прозвучали как смертный приговор.
В горле пересохло, я не могла нормально дышать от перехвативших его спазмов. В памяти, как назло, тут же всплыло предостережение Ансаи об участи старой Наары. Ужас сковал меня, парализуя волю. Когда я наконец смогла выдавить из себя хоть что-то, мой голос дрожал, выдавая мой страх и отчаяние. Я знала, что они заметили. И знала, что это только начало.
— Меня будут пытать?
Священник опустил глаза, и в его взгляде мелькнуло что-то похожее на сожаление.
— Нет, к сожалению, — признался священник с плохо скрываемым разочарованием. — Вас допросят, зададут несколько вопросов, потом будут судить и признают виновной.
«Признают виновной…» — эта мысль обожгла сознание. Значит, все уже решено. Суд — лишь фарс, жалкая имитация справедливости. Приговор вынесен заочно, еще до того, как я переступила порог этого замка.
Лицо де Сан-Раду исказила злая усмешка.
— Вас будут судить в храме святого Филантия. Завтра. А уже к следующему утру все закончится. Для вас. Никакая агония не сравнится со смертью в огне, вы уж мне поверьте, — он смаковал каждое слово, наслаждаясь моим страхом.
«О, господи! Хоть бы служанка успела найти Николь и сообщить ему обо мне.»
Я гулко сглотнула образовавшийся в горле ком. Уж кто-кто, а он точно постарается, чтобы я испытала весь спектр боли. Но нет, мне нельзя отчаиваться и сдаваться, иначе я дам им еще один повод для унижений.
— Если только вы лично, на своем примере, не покажете мне результат.
Эта была лишь моя бравада. Никчемная, ненужная. Кто-то из солдат за его спиной весело хохотнул. Де Сан-Раду обернулся с отвисшей от ярости челюстью и смех тут же оборвался.
— Кажется, вы забыли, кто здесь хозяин положения, миледи, — приблизившись ко мне лицом, прошипел он. Мой нос тут же уловил гнилостный запах, исходивший из его рта. Невольно поморщилась и скривилась от отвращения. — Ну так я вам сейчас напомню.
Что-либо сделать или предпринять я не успела. Да и как, со связанными-то руками! Резко взмахнув рукой, он ударил меня в переносицу эфесом меча.
Боль ослепила. Кровавая пелена поплыла перед глазами, и я помимо своей воли рухнула на колени.
— Заткните ей рот кляпом, — приказал де Сан-Раду и вышел из комнаты.
Я же потеряла сознание и больше ничего не чувствовала. Не помнила, как меня выволокли из замка и погрузили, словно мешок с овсом, на чью-то лошадь.
Глава 33
От Надэи и приставленной к ней охраны не было вестей. В голове роились тревожные мысли. Вчерашний доклад о том, что они уже на подступах к городу, казался теперь издевательством.
Откинувшись на спинку кресла, почувствовал, как по вискам стучит кровь. Нельзя поддаваться панике. Нужно действовать. Но как?
Без информации я был слеп и беспомощен, поэтому первым делом приказал повторно проверить все каналы связи, отправить поисковые группы по предполагаемому маршруту. Каждая минута тянулась как вечность, наполненная страхом и бессилием. Я молился всем богам, известным и неизвестным, чтобы с Надэей и ее людьми все было в порядке.
Она для меня была слишком важна, слишком ценна, чтобы ее потерять. И дело было не только в ее знаниях, не только в ее умении вести дела. Дело было в чем-то большем, в чем-то, что я боялся признать даже самому себе. Хотя наш брак был вынужденной мерой, я успел полюбить эту рыжеволосую ведьмочку всем сердцем.
Из омута переживаний меня выдернул камердинер,
