Тени столь жестокие - Лив Зандер
Малир поцеловал меня — глубоким, жадным поцелуем, пока его сильные бёдра толкались навстречу.
— Она совершенна.
Страсть захлестнула нас троих, тела двигались в идеальном унисоне. Себиан вонзался в меня всё глубже и яростнее, сводя с ума наслаждением, пока я ощущала под собой тело Малира, его каменную плоть, при каждом толчке прижимающуюся к моему клитору. Его бёдра рвались вверх, вознося меня на гребне экстатического блаженства, когда наши губы слились в поцелуе крови и теней. Я выгнула спину, низкий стон сорвался с моих губ, я хватала ртом воздух, чувствуя, как Себиан пульсирует глубоко внутри, пока я снова оседала на его член.
Мы двигались в полном синхроне, каждое общее движение подталкивало меня всё ближе и ближе к краю. Два члена скользили внутри меня, входя под разными углами и в разной силе, ебали меня с такой неукротимой яростью, что дрожали кости и перехватывало дыхание.
Вдохи Себиана стали глубже, тяжелее, и его рука переместилась к моей груди, где он мял плоть и щипал сосок.
— Она близко.
— Я знаю, — простонал Малир мне в рот, пальцами сжав трахею. — Кончи для нас. Сейчас.
Когда очередной поток теней хлынул в меня, из горла вырвался утробный стон. Я кончила резко, мышцы сжались вокруг них обоих. Они застонали от удовольствия и ускорили движения — быстрее, грубее, выталкивая меня в небытие. Внутри меня разверзлась чёрная трещина.
Запястья освободились.
Руки упали вперёд. Новый взрыв теней пронёсся по комнате, прежде чем я вцепилась в плечи Малира. Дерево затрещало. Карта упала со стены. За ней обрушился вихрь бумаг.
Малир с шипением оторвал рот от моих губ, вздрогнув, когда выплеснулось его семя. Его член пульсировал, изливаясь в меня рывок за рывком.
— Схвати её руки!
Тёплая волна разлилась в моей заднице, пока Себиан хрипло стонал, его бёдра сбивались с ритма, и в тот же миг он схватил мои руки, рванул за спину и прижал ладони друг к другу.
— Огонь…
Малир обхватил мою голову сзади, прижал наши лбы, а затем поднял руку к пылающей занавеси.
— Я разберусь.
Глава 30

Малир
Наши дни, Тайдстоун
В какой-то момент ночью дар Галантии должно быть претерпел невероятный скачок, пока она спала, вытягивая тени из комнат вдалеке. Или так сообщил Аскер около часа назад, когда ввалился сюда и застал двух Воронов, погребённых глубоко во мраке, ставшем причиной ночного хаоса. Никогда ещё я не видел, чтобы он так низко кланялся и так быстро пятился прочь из комнаты — да ещё и горящей.
Я повернул голову, глядя, как Галантия во сне выпускает тихие, едва слышные выдохи сквозь приоткрытые губы. Её волосы сияли, лицо было спокойным. Такая красивая, что сердце болезненно сжималось.
Хотя мой дар пульсировал в груди с новой силой, мне пришлось потратить огромное количество теней, чтобы заполнить её пустоту. И даже не до краёв, а лишь настолько, чтобы она обрела некоторый контроль, оставив меня с ощущением… как это назвать?
Спокойствия? Нет, слишком слабое слово.
Безмятежности?
Когда-то я исключил это слово из своего словаря, но теперь оно полностью охватывало моё существование. Ничто не царапало, ничто не скребло. Я просто лежал в нашем гнезде рядом с единственной Воровкой, что существует в этом мире, и моя грудь не кишела тенями, весь мрак покинул мои мысли. Когда в последний раз я чувствовал себя таким лёгким и свободным? Четырнадцать лет назад? Шестнадцать? Восемнадцать?
Не скажу.
Когда мы вернёмся в Вальтарис, я вырву полётное перо и принесу его в жертву в храме при Крылатой Крепости. Ничего меньшего будет недостаточно, ведь богиня и правда услышала мои молитвы и даровала мне идеальную пару — пустоту к моим теням, свет к моей тьме. Галантия была всем, чего я когда-либо желал… даже если она не до конца желала меня в ответ.
Я подложил руку под голову, ворочаясь, как делал это уже многие часы, не в силах уснуть от того странного, но прекрасного чувства. Никогда больше я не хотел возвращаться к прежней тьме. Никогда. Но как сделать так, чтобы этого и вправду не случилось?
Сердце отяжелело.
Кажется, я знал.
Первые розовые проблески рассвета пробились через восточное окно, но мягкий оттенок нисколько не скрыл полного разрушения комнаты. Как оказалось, верёвки из теней не могли удержать мою аноалею. Поэтому мы связали ей запястья клочьями хлопка от брюк Себиана, сложенные руки покоились на её груди, тихо поднимавшейся и опускавшейся во сне. Позади неё лишь два из двенадцати стеллажей уцелели, и, наверное, ни одна книга. Карты и мебель пострадали меньше, но жгучий запах дыма, скорее всего, никогда не покинет эту комнату.
Мышцы у рта дёрнулись в том, что я осмелился назвать улыбкой. Несомненно, она вытащит одного за другим ткачей смерти на поле и будет часами тренироваться — воровать тени и управлять ими. Скорее всего, ещё до завтрака.
Как только мой взгляд вернулся к Галантии, он столкнулся с глазами Себиана. Тот несколько долгих секунд ухмылялся, прежде чем наконец произнёс:
— Может, нам стоит заранее держать ведра с водой… на всякий случай.
Из груди вырвался низкий смешок.
— Я принесу верёвку, ты — броню.
Его глаза блеснули шуткой, но лицо вскоре посерьёзнело.
— Насколько это тяжело? Делить свою пару?
— Это не имеет значения. Я воспользовался её чувствами к тебе. Не могу жаловаться, если теперь приходится расплачиваться. — Может быть, однажды мне удастся погасить этот долг. — Что терзает меня — так это то, что сейчас, под этим одеялом, я уверен: её пальцы упираются в твою ногу, а не в мою. И как бы мы ни делили её тело, в делах сердца всегда будет неравенство.
Он удерживал мой взгляд, на его губах залегла тень хмурой складки.
— Помнишь свой самый первый полёт?
— Конечно.
— Это было лучшее чувство в моей жизни… ничто не сравнимо. Пока я не сломал гребаное ребро, когда наша стая врезалась в скалу, — сказал он. — Когда-нибудь ломал рёбра? Боль такая, что невозможно даже вдохнуть. Когда оно зажило, я до дрожи хотел снова взлететь. Но так и не взлетал, убеждая всех, что это вовсе не так уж и прекрасно. Просто потому, что боялся снова