Добыча хищника - Елена Александровна Романова
– Ну это мы еще посмотрим. Не списывай меня со счетов раньше времени, хорошо?
– Инна Владимировна посмотрит меня, и я вернусь.
– Не думаю.
Суров сел за руль и сдал назад, выезжая на дорогу.
– И больше не строй планов по спасению мира за моей спиной, маленькая заговорщица, - увидев, что она возиться с бутылкой, он притормозил и напоил ее из своих рук: – Какого черта этот чужак сделал это с тобой?
– Ему было трудно сдержаться.
– Не оправдывай его, Эля. В этом случае он, вообще, не должен был тебя трогать. Подумай, что именно ты значишь для него.
Она насупилась. Конечно, она понимала, что ее ненаглядный Тай едва ее не прикончил.
– Как ваша рука? – вдруг спросила она.
– Спасибо за заботу, малышка. Я в норме.
Эля покраснела. Возможно, его обращение задевало какие-то болезненные струны в ее душе?
– Не хочешь, чтобы я тебя так называл?
– Просто… – она спряталась в одеяло по самый подбородок, – вы поцеловали меня.
– Эм… – Константин почувствовал, что смущается, как школьник, – ага.
– Больше никогда не делайте так.
Положив на руль кисть, он с усмешкой взглянул на нее:
– Запрещаешь?
– У меня… – она запнулась, и, несмотря на бледность, на ее щеках вспыхнул румянец: – другой мужчина.
– По утрам он имеет свойство растворяться в воздухе. Это не считается. Забудь о нем, малышка. Я заменю его во всех сферах твоей жизни.
Конечно, Суров не скупился на бахвальство. Но он понимал совершенно точно, что не так-то просто вытравить из сердца этой девочки поганца, который засел там, словно рыболовный крючок.
***
Преданность Хатико меркла перед моим желанием снова оказаться рядом со своим мужчиной. Кто станет отрицать, мне положена волшебная пилюля под названием Тайгет Касар. Ее следует принимать внутрь, строго по расписанию…
А все, что между этими приемами, – гнетущая реальность, от которой мне хотелось бежать прочь без оглядки.
– Давление низкое. Анализы плохие, – покачала головой Инна Владимировна, подключая капельницу, – это ж надо было придумать, Эля!
Она метнула взгляд в сидящего на стуле Сурова.
– Ей положен постельный режим, подполковник. Это не шутки! Что за идиоты ей помогали? Чья это, вообще, идея?
Она не ругалась на меня. Напротив. Зная ее, эту черствую грубоватую женщину, я лишь глупо улыбалась.
– А ты не смейся, стрекоза! Посмотри на себя! В кого превратилась? У тебя истощение… А вы, – и она засунула руки в карманы халата и нахмурилась: – подполковник! Взрослый человек! Военный! Вы избегаете меня, что ли? Я несколько раз просила вас зайти! Вы хотите добиться сепсиса? Я же вижу, что швы воспалились!
Суров тоже улыбался.
Больная рука – это меньшая из его проблем.
Но все-таки он позволил Рудовой делать все, что той необходимо, и даже не возмущался. Иногда наши взгляды соприкасались, и мы опять испытывали странное единство. Оба искалеченные и влюбленные не пойми в кого. Оба безответно. Забавно, что мы с ним настолько разные, но так сильно похожи.
Закончив с Суровым, она велела ему ждать на кушетке, а когда он всунул в рот сигарету, нахально выхватила и молча бросила в урну. Константин выглядел при этом страшно оскорбленным, но даже голоса не подал. В пределах медпункта он был лишь пациентом и преспокойно с этим мирился.
– Полежите спокойно, детки, – усмехнулась она, стягивая перчатки. – Я скоро вернусь.
Хлопнула дверь, и воцарилась тишина.
Мы с Константином лежали на койках друг напротив друга.
– Товарищ-подпо… – начала я, желая напомнить ему, что мне следует до темноты вернуться в дом, из которого он меня забрал.
– Ты хоть когда-нибудь преодолеешь этот психологический барьер, Эля? – спросил он, глядя в потолок. – Я такой старый для тебя?
– Сколько вам лет?
– Тридцать шесть.
Он был старше вдвое, и это определенно меня пугало. Кроме того, разве он сам не приказал обращаться к нему по званию?
– Молчишь? – усмехнулся он. – Но у меня есть и плюсы. Я хотя бы человек.
Не уверена, что он умеет флиртовать. Он просто предлагает себя с такой прямолинейностью и настойчивостью, что я теряюсь. Я не знаю, как противостоять такому человеку, но одно очевидно без слов – он никогда не отступает. Наверное, мир будет обращаться прахом вокруг, но он – несокрушимый – будет идти к своей цели даже по трупам.
И имя у него под стать. «Константин» означает стойкий.
– Простите, но я… – мои слова проникнуты смущением.
– Не торопись. У нас все может получится. Я сделаю для этого все возможное. Просто дай мне эту возможность.
Он же не может говорить это серьезно, зная, что происходит между мной и Таем? После того, как я сказала ему о чувствах к другому?
– Я не могу остановить этого чужака физически, – продолжил Суров. – Не могу уберечь тебя. Это то, что чертовски меня бесит. Но я не отдам тебя, Эля. Если ты ослеплена своими чувствами, то я буду твои здравым смыслом. В конце концов, ты будешь благодарна мне за то, что я для тебя делаю.
Я сглотнула.
Он решил все вот так?
Если подумать, то он решал за меня много раз с первой нашей встречи, когда силой затолкал в свою машину, а затем, когда решил включить меня в проект, и даже тогда, когда я была вынуждена входить в ловушку, а после каждую ночь встречаться с Таем. Константин никогда не оставлял выбор за мной.
– Если вы не позволите мне вернуться, Тай придет сюда.
– Да, – согласился Суров, закладывая руку за голову, – будешь ли ты его любить, малышка, если он всех тут порешает?
– Что?
– Не хочешь провести такой эксперимент?
Я повернула голову, взирая на него с немым укором.
– Вы шутите?
– Нет.
Решительно спустив ноги на пол, я села на кушетке. Меня переполнял гнев – вот-вот перельется через край.
В кого превращаются люди, стоя на пороге собственной гибели? Что толкает их на отчаянное безрассудство? Что именно заставляет их проявлять самые низменные свои качества? Почему, столкнувшись с неизбежным, они не умеют сохранить лицо? Даже в минуты отчаяния быть достойными? Оставаться людьми, черт побери?
– Если такое человечество должно погибнуть ради более достойного,
