Имя Кати - Павел Николаевич Губарев

на втором этаже особняка. Робот прибивал их обратно. Когда Чигиринских поймали, робот три месяца не подходил к особняку, а потом вернулся и навёл порядок. Поклеил старомодные обои, заделал отметины на стенах, выбросил грязный матрас, удалил пятна крови, прибил новые наличники и покрасил их бежевой краской в английском стиле.

Один набор наличников он прибивать не стал, прислонив их к стене. Это было простое правило: оставляй человеку пространство для действий. Он либо пройдёт мимо наличников, либо пройдёт и нахмурится, либо начнёт прибивать, либо раздражённо переставит, либо даже швырнёт.

Всё это нужная информация.

Не спрашивай, о ком собирают данные. Их собирают о тебе.

— Представляю, — сказал Ани. — Помнишь, я тоже инженер? Ты ему доверяешь?

— Кому? — не поняла Катя. — А… Доверяю.

— Он обманул тебя уже как минимум один раз.

— С полицией? Ну нет же. Он ведь объяснил. Это была мискоммуникация. Недопонимание.

Ани с раздражением нажал на кнопку радиолы, и музыка остановилась странным образом: сперва замедлилась, отчего показалось, что стройный молодой певец превратился в грузного оперного певца, словно его надули через соломинку.

— «Недопонимание»… И где мы теперь? — спросил Ани.

— Ох… ну я ведь уже извинилась. Что ты ещё хочешь?

Катя забралась с ногами на комод и сжалась в комочек, как щенок, выбравший себе место в новой квартире — странное, но своё. Ани подумал, что ей всё же страшно в чужом доме, хоть он ей и понравился.

— Да я… нет, я не собираюсь опять капать тебе на мозги. Знаешь что? Я хочу, чтобы мы договорились. Чтобы между нами не было «мискоммуникации», как ты это называешь.

— Ну и?

— Я ему не доверяю.

— Это понятно.

— Я не хочу, чтобы ты ему доверяла.

— Да я и не доверяю. Слушай, это же не человек. Это машина. Машина, которая действует во благо. Ну, как умеет.

— Вот то-то и оно. Я тут смотрел на эти старинные вещи и вспомнил бабушкин дом в Твери. Не помнишь? Мы туда ездили давным-давно. И там был кот. Он приносил бабушке мышей.

— Что? Зачем?

— Вот. Спроси его. У них инстинкт. Убивают мышей и приносят в зубах хозяину.

— Фу…

— Да. Так и твой робот. Не похоже? Завтра он явится с двумя сумками продуктов на заднем сиденье, корзиной цветов и связанной девственницей в багажнике. Он действует по той же программе, разве нет?! Обслуживает тебя так же, как того маньяка.

— Ну нет.

— Он предложил тебе кокаин после душа.

— Ну так предложил же, а не принёс без спросу.

— Я бы ожидал чего угодно. И тебе стоит настроиться на это же. Разве не разумно?

Катя вздохнула и натянула на голову плед. Она стала похожа на маленькое усталое привидение.

— Ты тоже, — сказала она гулко из-под пледа.

— Что я тоже? — нахмурился Ани.

— Заботишься обо мне и заботишься. И я не могу угадать, что ты скажешь, когда я что-нибудь… э-э-э… в очередной раз выкину.

Ани почувствовал, что Катя улыбается под пледом.

— Слушай, ну я же не робот. Я же человек, нет? Я твой брат. Я люблю тебя. Я всё для тебя сделаю.

Катя неопределённо фыркнула.

— Он тоже для меня всё сделает. Убьёт. Украдёт. Плеснёт кипятком в лицо. Ты убьёшь ради меня?

— Катя!

— Кипятком в лицо человеку плеснёшь?

Ани не ответил.

Катя стянула с головы плед и посмотрела на Ани странным взглядом, будто между ними был аквариум.

— Катя, я…

— Ладно. Я всё знаю. Я видела, как ты сегодня бросался на этих… просто не говори мне «я люблю тебя». Это тупо.

Ани развёл руками.

— А как не тупо?

— Ну не знаю. Наори на меня, что я разбрасываю носки, и объясни потом, что порядок — для моего же блага. Я скажу, что ты гад, зануда и отравляешь мою жизнь. И всё будет как прежде: вот он, мой брат. А когда ты говоришь «я люблю тебя», то это как перед смертью. Или как по телевизору. Понимаешь?

— Э-э-э… понимаю. Не завидую я твоему ухажёру. Он тебе уже признавался в любви?

— Нет. Чёрт, а я ведь теперь его и не увижу никогда, может быть.

— Ну… это мы посмотрим, — неуверенно сказал Ани.

Ани пощёлкал клавишами проигрывателя, перевернул пластинку и опустил иглу. Из древнего прибора послышалось несколько клавесинных аккордов и жутко старомодный голос запел:

Дитя, сестра моя, уедем в те края,

Где мы с тобой не разлучаться сможем.

Где для любви — века,

Где даже смерть легка…

— Господи, да что за песни у него тут? — буркнул Ани.

— Мне кажется, эта пластинка осталась от какой-то старушки. Она сидела вот в этом кресле-качалке и слушала вот этот девайс. Ещё она курила трубку и ругала виртуальную реальность. В любом случае, особняк пахнет, как будто здесь жила старушка.

Катя зевнула.

— Ложись спать давай, — сказал Ани.

— О, так лучше. Скажи ещё что-нибудь типично Анишное.

— Катька! Получишь сейчас. Почему не спишь? Живо в кровать!

— А где же кровать?

— А… сейчас найдём.

Ани вышел в коридор.

— Вот тут спальня.

Катя пошла на голос брата. В соседней комнатке нашлась кровать с жёлтым шёлковым одеялом.

— Лёва мне скажет… — сонно сказала Катя.

— Ага, уже постелено. Зубы чистила?

— Лёва мне скажет: «Дай мне своё сердце, и я буду любить тебя до вторника».

— Что? Почему до вторника?

— Не знаю. Такая песня у Боуи.

— Зубы чистила?

— Завтра почищу. У меня щётки нет. Щётка дома.

Катя бросила плед на стул и легла под одеяло.

— Моя щётка тоже дома, — сказал Ани.

— Мы когда-нибудь вернёмся домой?

Ани посмотрел сестре в глаза и сказал:

— Не знаю.

— У меня в рюкзачке мишка. Принесёшь?

Ани вышел из комнаты и вернулся с небольшим плюшевым мишкой, у которого были разные глаза и бежевый бант на шее. Всего четыре дня назад Катя смотрела на эту игрушку и строила планы стать актрисой, используя непохожесть как преимущество. Это казалось таким давним, будто в последние дни большая небесная машина, перерабатывающая будущее в прошлое, взревела и заработала на бешеных оборотах, выплёвывая событие за событием, воспоминание за воспоминанием, хватая, затягивая