Птицелов Его Темнейшества - Мира-Мария Куприянова
— А…
— Ага. Будем считать, я оценил твою настойчивость. Ну и… круг твоего общения, если уж сразу быть откровенным. Итак, кто я ты и так знаешь. Это очевидно. Теперь осталось выяснить кто же ты. И если я окажусь прав в своих предположениях, то перейти к главному.
— К… к чему? — окончательно ровняясь цветом лица со своим париком, тихо прошептала я.
— К обсуждению исключительного предложения, которое ты так жаждешь мне представить, — ласково мурлыкнул Скриптопринт и, слепя белоснежной улыбкой, разом осушил поданый мне коктейль.
Глава 18
Я молча смотрела в глаза злосчастному Скриптопринту. А он смотрел в мои. Вокруг гремела музыка, схем и веселье. Дрожал в потоках тщетно жужащих вытяжек спертый, прокуренный воздух. Спины невозмутимой охраны певца отделяли наш скромный дуэт от живой волны заинтересованных поклонниц. Но относительное уединение все равно никак не давало сосредоточиться на услышанном.
Исключительное предложение? Кажется, я за этот вечер даже на расстояние вытянутой руки к нему не смогла приблизиться. То есть и предложить ничего не могла. О чем же он?
— Простите, — наконец, слегка прокашлявшись, аккуратно уточнила я- Но мне кажется, что мы с Вами даже не знакомы.
— И что? — безразлично пожал плечом мужчина- Ты меня однозначно знаешь. А твое имя… Ну, если это принципиально важная часть процедуры, то можешь его назвать. Даже совру, что мне приятно познакомиться.
— Не думаю, что оно того стоит, — почти вежливо обронила я- Я это к тому, что не имея удовольствия быть с Вами знакомой, я никак не могла ничего Вам предложить, не так ли?
— Не так, — ухмыльнулся певец- По крайней мере, не заметил, чтобы оно тебе мешало. Хотя, истины ради, в прошлые разы ты все-таки успевала называть имена. Не суть, что каждый раз разные. А, значит, не твои. Или важен сам факт озвучивания имен?
— Вообще не понимаю, о чем Вы сейчас, — мотнула окончательно заболевшей головой я- Наверное, вечер все-таки слишком поздний и нам всем не мешало бы отправиться по домам.
— О как, — всплеснул руками он, движением пальца подзывая официанта и повторяя заказ коктейля- То бегала за мной почти две недели, а то вдруг раз- и отложим на завтра? Что-то поменялось? Начальство дало новые вводные данные?
— Что? — и я почувствовала, как краска заливает мои щеки- О чем Вы, наконец? Я не понимаю и…
— Хореограф, — сухо оборвал мой лепет Скриптопринт, — Агент, адвокат. Уборщица, бывшая учительница, подруга двоюродной сестры моей кузины… что еще там было? Или ты думаешь, что дешевый маскарад реально меняет тебя до неузнаваемости?
— Но…
— Даже если сделать скидку на парики, очки, макияж, попытки сменить голос, походку и осанку… Ты все равно спалилась.
— Эм… — я сглотнула, понимая, что отпираться дальше просто глупо. Поэтому, вместо наивного блеяния в духе «не докажете!», просто спросила- Как?
— Ты всегда в красном, — удрученно вздохнул Скамейкин, — Как бельмо на глазу, честное слово.
— Да чтоб тебя, — простонала я, обреченно прикрывая глаза- Понятно…
— Так что, если уж у тебя такой пунктик на этом цвете…
— Да не у меня! — рявкнула я- Даже ведь переодеться не во что. Весь шкаф словно сон маньяка… Ладно. Замнем, для ясности. Итак, фиг с конспирацией. Ты меня раскрыл и все такое. И что теперь?
— Это я тебя хотел спросить, что теперь, — хмыкнул певец- Ты так сильно хотела донести до меня что-то важное. И вот я тут. Слушаю тебя.
— А почему, собственно, именно теперь? — подозрительно прищурилась я.
— Сказал же: оценил твою настойчивость.
— Бред, — мотнула блондинистыми локонами я- Если уж решили в открытую, так начинай.
— А может сперва ты? В конце концов, ты же за мной бегала. Я слушаю. Что такого интересного у тебя для меня есть?
Я снова замолчала, задумчиво склоняя голову к плечу и медленно окидывая собеседника пристальным взглядом. Передо мной сидел щедро разукрашенный татуировками парень, развязно откинувшийся на стуле. Вот только в глазах, прикрытых прядью рваной, выбеленной челки, плескалось вовсе не озорство, которое он он старался мне продемонстрировать. В неестественно голубых радужках (не иначе, как украшенных линзами) таился ум, настороженность и странное, опасное напряжение. Сильные пальцы, играющие короткой соломинкой коктейля, вовсе не были расслабленными. Каждое движение выдавало собранность и… красоту?
Я чуть прищурилась, приглядываясь внимательнее.
Упрямый, квадратный подбородок, разделенный продольной ямочкой. Высокие, острые скулы, прямые темные брови. Резной изгиб слишком чувственных для мужчины губ, алебастровая гладкость виднеющейся между тату кожи.
Шея, разворот плеч, ровная спина, украшенная аккуратно вылепленными мышцами. Сильные печи и неестественно изящные пальцы, подходящие скорее пианисту, нежели обычному мажору. И голос. Не тот, каким он хрипел свои лишенные смысловой нагрузки песни. А это чарующий, чуть покрытый легким песком хрипотцы глубокий баритон…
Он был слишком красив! Я бы даже сказала, нечеловечески. Если бы не эти татуировки, словно призванные для того, чтобы бесталанно скрывать часть его сияющей ауры…
— Нет, — словно через силу качнув головой, медленно протянула я.
— Что «нет»? — чуть больше напрягся собеседник.
— Все «нет». Потому что ты мне врешь. А строить взаимовыгодное сотрудничество на лжи заведомо неправильно.
— Я?! Лгу? — возмущение, которым дыхнул певец, едва ли не вылетело из него ядовитым паром.
— Конечно, — чуть пожала плечами я- Хотя, чему тут удивляться? Ведь ты весь- одна сплошная неправда. Все это порченное пегментом тело. Искуственно изуродованная стрижка. Попытка разбавить каплей дегтя слишком сладкую цестерну меда. Врать- твое второе имя?
— Это ты говоришь мне про ложь?! Подстилка Отца Лжи?! Продавшаяся рогатому уроду?
— Вот и попался, — довольно мурлыкнула я- Значит видел…
— Я… да все его видели!
— Кого? — я наивно хлопнула ресничками.
— Да он сидел с тобой и…
— Опустим откровенно хамский заход относительно моей возможной низкой социальной отвественности. Я, знаешь ли, не из продажных. Но со мной сидел импозантный, сексуальный мужчина, на которого истекла слюной добрая половина этого клуба, — холодно перебила я- И никто, кроме тебя не наградил его нелестными титулами. Уродом его уж точно никто бы не назвал. Что это? Мужская зависть? Но тогда почему именно «рогатому»? Мистикой тянет, не находишь?
— Да брось! После того, как он просто растаял…
— И снова «о-па!». Ведь все остальные даже не обратили внимание на то, как и когда этот самый мужчина покинул помещение. Смертные в принципе такие вещи не замечают. На то и работает стандартный «отвод глаз». Однако, ты, почему-то, увидел больше, чем следует. Итак, Егор?
На серьезном лице слегка сошлись густые брови, выдавая работу мысли.
