Песнь Теней и Звёздного света - Морган Готье

Он улыбается, и у меня в животе всё сжимается.

— Может, тогда стоит потренироваться?

Я отталкиваю его и фыркаю:

— Уверена, в этом районе найдётся кто-то, кто с радостью возьмёт твои деньги и научит тебя.

Он тихо смеётся, преодолевает расстояние между нами слегка прикасается к кончику моего носа.

— Идея Никса?

Я понимаю, что он говорит о пирсинге в носу, и качаю головой, улыбаясь, как распушившаяся кошка.

— Моя идея.

Это, похоже, удивляет и одновременно радует его.

— Почему ты так на меня смотришь? — хмурюсь я.

— Мне нравится.

— Это я слышу комплимент?

— Я вообще-то умею их делать. Я не полный монстр.

Я закатываю глаза.

— Нам стоит вернуться в отель и убедиться, что с остальными всё в порядке.

Он выглядит так, будто хочет поспорить, но по какой-то причине сдерживается. Кивает, приглашая меня следовать за ним, и я, как послушная пленница, иду следом.

Глава 15

Изнурительный подъём в гору к «Зулмаре» проходит в тишине. К тому моменту, как мы добираемся, я вся мокрая от пота, волосы прилипли к шее, а пальцы рук и ног опухли. Уверена, я — ещё то зрелище. Особенно рядом с Атласом, который сияет, как проклятое небесное создание, совершенно невозмутимый в этой жаре и влажности.

Когда мы подходим к центральному фонтану, лёгкий ветерок швыряет в нас несколько капель воды. Прохладная дымка окатывает освежающим холодом, и я мечтаю только об одном — добраться до своей комнаты, принять холодный душ и отскрести с кожи всю грязь и пыль.

Швейцары открывают перед нами двери. В холле прохладнее. Деревянные вентиляторы, которых я не заметила вчера, установленные под потолком, равномерно распределены по всему пространству. Они работают на пределе, создавая хоть какое-то подобие ветерка, и для кого-то вроде меня, не привыкшего к беспощадной влажности, это настоящее спасение.

Ни Никс, ни Эрис, ни Финн не оказались ни в холле, ни в ресторане, так что мы поднимаемся наверх к нашим номерам. С тех пор как мы покинули квартал борделей, между нами не прозвучало ни слова, и теперь уже слишком поздно заводить непринуждённую беседу. Я мысленно списываю сегодняшний вечер в утиль и решаю отказаться от ужина, нырнуть под одеяло и забыть, что этот день вообще случился.

Но стоит мне лишь вспомнить, как Атлас поцеловал меня, как это предательское сердце тут же начинает биться быстрее.

Мы идём по коридору бок о бок, топая как два упрямца. Наши комнаты находятся друг напротив друга, так что сбежать от него раньше времени не получится. Добравшись до своей двери, я достаю ключ из кармана и отпираю замок. С неохотой поворачиваюсь, чтобы пожелать Атласу спокойной ночи, но он уже улыбается мне так, будто собирается отпустить какую-то шутку.

— Почему ты так на меня пялишься? — нарушаю тишину, и он облегчённо вздыхает.

— Обычно я был бы счастлив, что ты не разговариваешь со мной, но не хочу, чтобы между нами осталась напряжённость.

Я скрещиваю руки на груди и выставляю бедро в сторону.

— И что ты хочешь от меня услышать?

— Говори всё, что угодно, только говори, — он делает шаг ближе. — Я начал ценить звук твоего голоса, и последний час молчания свёл меня с ума.

Я задираю подбородок, чтобы посмотреть на его возвышающуюся надо мной фигуру.

— Ты меня раздражаешь.

— А ты сводишь меня с ума.

Он тяжело дышит, его плечи слегка сгорблены и нависают надо мной. В его глазах снова тот же голод и озорной огонёк, что был, когда он наблюдал, как я танцую. Похоже, он хочет меня поцеловать, но этого не может случиться снова.

Я распахиваю дверь бедром и отступаю на несколько шагов назад. Его руки упираются в дверной проём с обеих сторон, но он не заходит внутрь.

— Спокойной ночи, Атлас.

Похоже, это застало его врасплох.

— Спокойной ночи? Мы даже не ужинали.

— Думаю, нам лучше держаться друг от друга как можно дальше.

— О? — он постукивает пальцами по косяку. — И почему это?

— Ты знаешь почему, — прищуриваюсь на него.

— Я настолько отвратителен, что один поцелуй, чтобы скрыться от Пожирателей Душ, заставил тебя объявить мне бойкот?

— Хммм, — я стучу пальцем по подбородку. — Может, дело в том, что я обручена с мужчиной, которого ты всё ещё собираешься убить. Вот почему мне хочется немного пространства.

Он проводит руками по лицу, на котором ясно читается раздражение.

— Не обязательно напоминать мне каждый раз, что ты обручена. У меня отличная память.

— Очевидно, всё-таки нужно.

— Серьёзно? — он заходит в комнату, но я не отступаю, нисколько не пугаясь его нависающей фигуры. — Ты пытаешься напомнить это мне… или себе?

Я фыркаю:

— Что за нелепос…

— Да? — перебивает он. — Потому что, насколько я помню, принцесса, ты ответила на мой поцелуй.

— Неправда!

— О, ещё как правда. Даже не пытайся отрицать, — он бросает на меня томную улыбку, пряди волос падают ему на глаза. — Если бы я не отстранился, — говорит он мягко, — ты бы и не подумала остановится.

Я настолько ошеломлена его обвинением, что даже не знаю, что ответить. Как бы мне ни хотелось отрицать это до самой смерти — он прав. Я действительно ответила на его поцелуй и не стала бы его отталкивать. Возможно, я чувствую вину за то, что наслаждалась его телом, прижатому к моему, и подсознательно хочу затеять ссору, чтобы держать его на расстоянии. Находясь вдали от дома, вдали от Бастиана, мне становится всё труднее держать его и свои королевские обязанности в центре внимания. Я даже больше не думала о побеге после того, как Веспер нашла нас у руин храма. Что со мной происходит? Я не могу позволить этому троновианцу окончательно сбить меня с толку.

Я прищуриваюсь:

— Что ты делаешь? — шиплю я.

Он вскидывает руки в воздух — в отчаянии или в знак капитуляции, я не уверена.

— О чём ты вообще говоришь? — бросает он в ответ.

— Я же говорила тебе, что собираюсь вернуться в Мидори и выйти за Басти…

— Ты правда думаешь, что Бастиан заботится о тебе? — перебивает меня Атлас, и в его голосе слышна ярость. — Он послал Пожирателей Душ охотиться за тоб…

— Ты его не знаешь! — кричу я, но Атлас не собирается останавливаться.

— Я знаю настоящего Бастиана. А ты?

Эти слова заставляют меня замолчать. Глаза наполняются слезами, а в горле вспыхивает ярость. Его лицо смягчается, когда он видит, что я на грани.

— Почему ты