Лекарь для захватчика - Елена Александровна Романова
– Вы не бережете себя также, как ваш отец, – с кривоватой улыбкой произносит камергер, будто почувствовав, что император думает о нем.
А еще Реиган понимал, что граф Мале не одобряет того, что приходу его к власти предшествовала резня. Произошедшее чревато тем, что восстанут его собственные земли. Но Реиган будто сорвался с цепи – он не хотел терпеть при дворе любовников жены, казнокрадов, притворщиков или лицемеров. А ведь двор сплошь состоял из этих гадюк, Уилберг старший не мог от них отделаться. А Реиган отсек – за ним была армия, вся мощь Эсмара.
– Мой отец не отмщен, империя разрознена, и я чувствую угрозу от южан, – произносит Уилберг. – Кроме того, древние рода Саореля поднимают голову. Я не могу сейчас остановиться, не могу дать им почувствовать нашу слабость.
– Иногда признавать свои слабости – не стыдно, а напротив полезно. Это позволяет трезво смотреть на некоторые вещи, – раздаются слова камергера, – слабости нужны для осознания возможностей.
Реиган улыбнулся, вспоминая, какую жуть наводил на него Мале в детстве. Косматый, черноволосый, жилистый – просто порождение бездны. А теперь? Граф пугает окружающих теперь гораздо меньше, чем он сам.
– Я еще нужен вам, ваше величество? – спрашивает тот, видя, как император комкает в руках конверт.
– Нет, ты свободен.
Послание капитана Эрта жжет руку, и едва дверь за Мале закрывается, Уилберг ломает печать и вынимает два сложенных пополам листа бумаги. Делает глоток вина и внимательно читает первое письмо.
Сначала его лицо не выражало ничего, но затем брови поползли вверх.
Что это такое?
Реиган снова вчитывается в строки:
«Ее высочество Антуанетта-Аннабель проявляет большой интерес к жителям деревни, беспокоится об их судьбе, желает облегчить их участь…»
«… заказала у кузнеца некий лекарский инструмент по собственным наброскам, посулив три тысячи саваев вознаграждения, если работа будет выполнена в срок…»
«… взяла на содержание травницу Асинью для обучения и заготовки трав… и немого юношу двадцати лет по имени Эмин».
«…велела оплачивать продукты к барскому столу крестьянам и торговцам, принялась за ремонт и оплатила материал и работу».
«Доподлинно известно, что выразила желание иметь при себе лошадь, привезенную из Саореля, по кличке Молния, а также научные труды по врачеванию и лекарскому делу и своды законов».
Это шутка?
«Свою служаку по имени Софи ценит и любит, с солдат за постой не требует. Вежлива и уважительна со всеми работниками. Взялась выплачивать господину и госпоже Ройс жалованье выше, чем выделяла корона».
«Интересуется градостроением, системами подачи и вывода воды. Просит разузнать о столичных исследователях в областях естественных наук для приготовления некого эфиру, что будет полезен при врачевании».
«Ухаживает трепетно за леди Голлен, которой стало худо».
«Все дела ведет лично».
Реиган вдруг смеется, раскрывает второе письмо, и смех встревает у него в горле.
«Ваше величество,
сообщаю вам, что ее высочество Антуанетта, ведет себя безупречно и сострадательно. Давеча милосердно пожертвовала старосте Рьена две тысячи саваев и обсудила с ним, как восстановить пасеку и улучшить качество сыров на местной сыроварне, а также облегчить труд деревенских жителей при добыче руды на болотах. Как фрейлина, приставленная вашим величеством к Антуанетте, я сознаю всю вину перед вами и Эсмаром, и клянусь жизнью, что мои слова чистая правда».
И снова перед мысленным взором Реигана возникают ярко-голубые, наполненные решимостью, глаза принцессы Саореля.
Ему ведь плевать, что именно она затевает в Рьене. Хочет проявить характер – пусть так. Он посмотрит, что из этого выйдет. А то, что не выйдет ничего хорошего, он уверен.
Глава 18
Антуанетта-Аннабель
Последние три дня постоянно стучат молотки – еще бы, за деревянным каркасом крыши последовала черепица. И я, воодушевившись изменениями в замке, мечтала хоть что-то сделать и с отхожим местом, потому как действующая система сбрасывания «балласта» прямиком со стены в открытую канаву, меня удручала. А еще постоянные завывания ветра и сквозняки, отчего ночами в коридорах замка становилось не только холодно, но и страшно.
Но все это было лишь малой крупицей моей большой беды. Основная проблема заключалась в положении изгнанной жены, и каждый прожитый день в Рьене приближал меня к Уилбергу. Вернее, к его чудовищному желанию сделать меня матерью его детей.
Стараясь не думать об этом, я проводила долгие часы с Асиньей, изготавливая настойки на основе опия и мандрагоры, а также средства для обеззараживания ран. Мы увлекались нашим делом настолько, что порой могли очнуться от работы только вечером.
Почти на закате капитан Эрт выводил лошадей, и мы с Софи учились верховой езде. Признаюсь, я влюбилась в это занятие. Определенно, для того чтобы овладеть всеми приемами и работе с лошадью необходимы тренировки. А, когда в высокой траве стрекочут кузнечики, а последние лучи солнца золотят деревья и подсвечивают крышу старого замка – трепетное благоговение касается самого сердца.
По утрам в Рьене пахло хлебом, а с деревни доносились крики петухов. Эмин поднимался одним из первых, я слышала, как он топчется у двери, дожидаясь Софи, чтобы к моему пробуждению приготовить ванну.
Но сегодняшним днем все пошло наперекосяк.
– Ваше высочество… – в комнату заглядывает служанка. – Прибыл мэтр Финч, лекарь императорской семьи.
Она говорит это как раз в тот момент, когда я с жаром толкаю речь о стерильности и необходимости мыть руки, о бактериях, которые для травницы означают не больше, чем для современного человека вера в барабашку. А еще о вреде кровопотери, от чего Асинья бледнеет, будто сказанное мною – настоящее святотатство.
– Спасибо, Софи.
Я давно жду этого славного врачевателя, поэтому иду к нему без промедления. И страха нет – мэтр Финч полностью подотчетен моему мужу, а главный Карабас-Барабас убивать меня до родов не собирается. Кроме того, я накануне подробно расспросила Элизабет, и она не смогла припомнить о мэтре ничего плохого, за исключением того, что Финч боготворит моего супруга.
Лекарь прибыл не один, с ним явился его подмастерье и вооруженная охрана. А также карета с чемоданами. Что ж, делаю вывод, что он заскочил ни на минутку… Как и говорил Уилберг, мэтр пробудет в Рьене до моего отъезда.
– Ваше высочество, – увидев меня, лекарь слоняется в поклоне. – Рад видеть вас в добром здравии.
Ему больше пятидесяти, в черных собранных в хвост волосах прослеживается седина, в уголках проницательных светло-голубых глаз залегли тонкие морщинки.
– Благодарю, мэтр, – отвечаю
