Очарованная призраками - Лора Себастьян

 Последние слова я произнесла только в своей голове. И хорошо. Сомневаюсь, что Ланселот знал бы, как на это ответить.

 Он удивил меня: взял за руку и притянул к себе, вторую положив на талию.

– Что это ты делаешь? – тревожно протянула я, хотя моя ладонь тут же легла ему на плечо. Ох уж эти долгие годы тренировок.

– Танцую с тобой. Думал, это очевидно, – сухо заявил он, а потом повел меня по кругу.

 Мы были далеко от основной толпы, и музыка действовала на меня не так сильно. Разум принадлежал сейчас только мне, и от этого вся ситуация казалась еще более абсурдной.

– Но… почему? – спросила я.

– Потому что ты очень хотела танцевать, – ответил он так, словно и это тоже было очевидно. – А здесь тебя вряд ли затопчут.

 Мы повернулись, и я заметила, как одна из девушек с краю наблюдает за нами – облачная сильфида с серебряными локонами, в белом платье, которое походило на туман. Ее звали Эйра, кажется, но я не была уверена. Ланселот так часто менял девушек, что я уже не запоминала их имена.

– Тебе не обязательно это делать, – сказала я. – К тому же тебя заждались.

 Ланселот проследил за моим взглядом и вздохнул, а потом улыбнулся, но глаза его остались безучастными.

– Что ж, в таком случае не только я оказываю тебе услугу. Давно хотелось с ней порвать.

 Я рассмеялась.

– Опять? Всего два дня назад ты клялся, что безумно в нее влюблен.

 Он пожал плечами.

– Я и был.

– Чувства твои непостоянны, как течения, Ланс. – Я в основном шутила, но Ланселот, кажется, уловил долю правды в моих словах.

– Я хотя бы от них не бегу, – ответил он.

 В его фразе не было жестокости, но я все равно почувствовала укол.

– Ты много от чего не бежишь… – сорвалась я.

 Он на мгновение замолчал.

– Знаешь, в чем самая большая разница между человеком и фейри? – наконец спросил он.

– В магии, – не колеблясь, ответила я.

 Он покачал головой.

– В сроке жизни. Люди живут так, словно каждая секунда может быть последней. У вас их так мало, что это недалеко от правды. Но фейри видят в жизни долгую шахматную партию: им важен не следующий ход, а то, что они сделают через десять, двадцать, тридцать ходов. У их жизней нет конца, и потому все их действия бессмысленны.

– И при чем тут это?

– При том, Шалот, что я стою одной ногой в царстве людей, а второй – в царстве фейри. Меня растили с учетом долгой, наполненной жизни, и я бы этого хотел… но, скорее всего, умру намного раньше. Может, лет через сто, если очень повезет. Так почему бы мне не делать то, что я хочу?

 Я не привыкла к тому, что Ланселот может быть таким искренним, и сильно удивилась.

– Но у твоих действий есть последствия, – наконец произнесла я. – Ты причиняешь боль реальным людям.

– Таким, как Эйра? – Он рассмеялся. – Она бессмертна. Для нее годы – словно вздохи. Через пару лет она и имени моего не вспомнит.

 Он пытался закрыться улыбкой, но под ней скрывалась открытая рана, о которой я и не подозревала. Я посмотрела на Ланселота и поняла, что вижу его впервые в жизни. Он обычно не показывал своих слабостей. Он не бросал на людей открытые, понимающие взгляды – по крайней мере тогда. Но в ту ночь я заметила в его глазах что-то знакомое, и это зацепило меня. Так он смотрел на меня в моих видениях: в будущем, которое неумолимо приближалось.

– Спасибо, – выдохнула я. – За то, что вывел меня из толпы. И за то, что остался.

 Вновь повисла тишина, но на этот раз она была тяжелой, и Ланселот отвел взгляд, как обычно чуть ухмыляясь. Он отступил назад, чтобы между нами появилась небольшая бездна.

– Так и в Камелоте танцуют, Шалот?

 Я прокашлялась и поправила его руку, а потом отступила еще дальше.

 Он засмеялся, но теперь не звучал холодно. Это был обычный его смех.

– И какое в этом веселье? – прошептал он мне на ухо, и по спине моей побежали мурашки, на которые я постаралась не обращать внимания.

 Щеки мои запылали, и Ланселот рассмеялся еще сильнее.

– Клянусь Девой, Матерью и Старухой, Ланселот, если не перестанешь надо мной смеяться, я своими руками отправлю тебя в огонь, – пробормотала я.

 Пустая угроза, и он об этом прекрасно знал. Ланселот приподнял брови и опустил на меня взгляд.

– Ничего не обещаю, – ответил он. – Но, если все-таки решишь не предавать меня огню, может, продолжим танцевать?

 Я почти засмеялась, а потом вдруг поняла, что он не шутит. Я сглотнула и кивнула.

– Хорошо. Но право толкнуть тебя в огонь после танца остается за мной.

 Он улыбнулся.

– Договорились. Но раз уж мы на Авалоне, а не в Камелоте… – Ланселот прижал меня к себе так, что между нами почти не осталось места, и опустил руку обратно на талию.

 Я покраснела и попыталась не думать о том, что этот танец заставлял меня чувствовать. Я словно вернулась в самую гущу толпы, и в ушах, и в крови у меня гремела музыка фейри.

 Страшно, но хочется большего. Слишком много. Недостаточно.

 Его близость невозможно было игнорировать: от Ланселота пахло дымом, медом и лавандой. Его грубая рука крепко сжимала мою ладонь, словно я в любой момент могла ускользнуть. Другая же прижималась к моей спине, удерживала меня, словно якорь. Он нависал надо мной, и лунный свет превращал его волосы в серебро: они были раздражающе длинными и чуть вились у ушей.

 И я вдруг представила, каково это: запустить в них пальцы. Но утонула я в результате в его глазах. Они удерживали мой взгляд, и в них не было ни капли привычного высокомерия. Ланселот выглядел так, словно нервничал, – впервые за то время, что я его знала. И, кажется, его удивляло это не меньше, чем меня. А еще от него веяло безумной энергией.

 Первый поцелуй был неизбежностью, но я все равно растеряла свое дыхание. Не знаю, кто из нас потянулся первым, кто кого поцеловал, но в один миг мы были Элейн и Ланселотом, а в другой уже тонули друг в друге, в омуте волос, и кожи, и губ, и языков, и зубов.

 Наши дыхания стали единым целым.

 И при этом мы все еще стояли.

 И мир двигался вокруг нас, словно ничего не произошло.

 Но он изменился, потому что, когда мы оторвались друг от друга, потрясенные и бездыханные, в топазовом взгляде Ланселота все