Секреты семьи Леконт - Валерия Яблонцева
На пороге дома нас встретили Сандрин и Дориан Леконт собственной персоной.
Для человека – хорошо, эльмара, – только что потерявшего любовницу и сына, он выглядел на удивление равнодушным. Холодное бесстрастное лицо напоминало застывшую каменную маску. Показалось даже, будто морщин и седины у главы семейства стало меньше – или это дневной свет так удачно лег на лоб, скулы и густые темные волосы.
– Отец, – после небольшой заминки Себастиан выступил вперед. – Флориан…
– Мертв. Знаю.
Старший Леконт нервно откашлялся.
– Есть еще кое-что, что ты должен знать. Мадлена застала Адриана и мадемуазель Арлетт в бухте рядом с телом…
Взмах руки – и Себастиан замолчал на полуслове.
– Достаточно, – веско и тяжело проговорил глава эльмарского семейства. – Я сам разберусь в ситуации. Всем запрещается покидать комнаты и гостиную. Себастиан, Сандрин, Адриан, жду вас в кабинете на разговор. По-отдельности, – добавил он, смерив тяжелым взглядом застывших перед ним сыновей и дочь. – А пока тема Флориана и Эммануэль закрыта для обсуждения.
Сказал – как замки на рты повесил. До самого вечера никто не произнес ни слова об убийстве – даже Адриан будто растерял свой пыл и сидел, погрузившись в собственные мысли, в ожидании неизбежной аудиенции с главой семейства. Себастиан, первым вернувшийся из отцовского кабинета, мрачно уткнулся в газету, но так ни разу и не перевернул страницу. Выловленное из воды тело отправилось в ледник, где уже лежала застрелившаяся Эмма, тяжелый навесной замок сменился другим – сложным и кодовым, который повесил на дверь лично месье Дориан.
Жизнь – в каком-то извращенном, неправильном смысле – продолжилась, и семья Леконт привычно делала вид, что ничего из ряда вон выходящего не случилось.
Следующей незадолго до того, как подали ужин, объявилась Сандрин.
– Адриан, – бросила она хмуро, подчеркнуто держась на расстоянии и от брата-близнеца, и от младшего брата. – Отец зовет тебя.
Я подорвалась вслед за Адрианом в коридор, но короткое покачивание головы остановило меня.
– Лучше не стоит.
Возвращаться упрямо не стала – остаться наедине с парочкой эльмаров, пожирающих меня хищными взглядами, явно было опаснее, чем пропустить ужин, – так что решила подняться наверх и подождать Адриана в спальне. Благо никто из Леконтов не искал моей компании.
* * *
Ждать пришлось долго.
Пока младший Леконт отчитывался перед отцом, я успела раз сто обойти кругом небольшую спальню, не находя места от волнения. Чтобы как-то отвлечься, перелистала немногочисленные книги на прикроватном столике, пробежалась взглядом по пустым полкам, а потом, раззадорившись, сунула нос во все открытые шкафы и тумбочки, движимая желанием узнать хоть что-то о своем неожиданном союзнике. Раз уж представился шанс – почему нет?
Попытка, увы, оказалась почти бесполезной: в последние годы Адриан почти не бывал в Риже, предпочитая путешествовать по континенту, и я, как ни старалась, не нашла ничего, что приоткрыло бы завесу тайны над увлечениями и занятиями младшего Леконта. Но кое-что все-таки было. В ящике стола обнаружились пожелтевшие вырезки из технических журналов десяти-пятнадцатилетней давности, схемы радиоприемников и двигателей, а еще целая коробка мелких запчастей и транзисторов в комплекте с паяльником. Пара наполовину готовых вещиц с торчащими во все стороны проводами занимала соседний ящик. Я достала одну – забавного маленького паучка с лапками-проводами и кнопками – и повертела в руках, немного жалея, что ничего не понимала в механике и не могла оценить чужой труд по достоинству.
Надо признать, не самое обычное хобби для молодого богача. По правде говоря, я куда меньше удивилась бы, увидев игрушки наподобие тех, что наполняли спальню Флориана. Но Адриан умел ломать стереотипы.
В нижнем отделении шкафа лежали сшитый из нескольких тетрадей дневник и старый фотоальбом.
Наверное, стоило бы дождаться хозяина комнаты, прежде чем лезть внутрь, но любопытство пересилило, и я, прикусив губу, осторожно потянулась к толстому кожаному переплету фотоальбома, стараясь не выронить торчащие между страниц черно-белые снимки. Раскрыла.
И окончательно потерялась.
Адриан, Адриан, Адриан. Совсем еще кроха, смотрящий из колыбели огромными светлыми глазами. Пухлощекий малыш, только-только делающий первые шаги по песчаному берегу. Мальчишка, замерший в карикатурной позе на фоне океана. Брызги воды, срывавшиеся с мокрых черных прядей, а в маленьком конвертике рядом – плоская ракушка. Смешливая щербатая улыбка с дыркой на месте выпавшего молочного зуба. Под каждым снимком, любовно приклеенным на плотные листы белого картона, красовалась аккуратная подпись.
«Риан, три года, впервые поплыл сам».
«Риан, пять лет, запуск аэроплана с холма».
«Риан, шесть лет, зоопарк».
«Риан, Флориан, Себастиан, Сандрин. Мордид, день рождения отца».
На фото – все четверо отпрысков Дориана Леконта, сидящие в ряд на диване. Адриану, непривычно серьезному, на вид лет семь-восемь. Рядом с ним хмурый Флориан-подросток и одинаково строгие близнецы в форменных пиджаках с эмблемой Рижского университета. А за диванной спинкой – глава семейства и стройная привлекательная блондинка.
Я отчего-то залюбовалась ею. Молодая женщина рождала в душе симпатию и смутное чувство узнавания. У Адриана была такая же улыбка. И глаза – глубокие, завораживающие…
Перевернув еще несколько страниц, я наткнулась на совместные фото матери и сына на фоне знакомых видов острова Мордид. В плетеном кресле с книгой в саду, рядом с только что выстроенным домиком на дереве, в лодке посреди озера – мать на скамейке, Адриан на веслах. Оба казались довольными и счастливыми – совсем не такими, как на формальном семейном фото с месье Дорианом. Стоило лишь сравнить два снимка, как разница становилась очевидна. В присутствии главы семейства из домочадцев словно выходила вся жизнь. Он подавлял всех, превращая в неестественных, пустых кукол, от взгляда на которых мороз пробегал по коже.
Стопка неподклеенных и неподписанных снимков лежала между страниц. Судя по вытянувшемуся, подросшему Адриану, между этими фотокарточками и счастливыми образами из первой половины альбома прошло не больше пары лет, но изменения были разительны. Женщина, прежде яркая и цветущая, казалась тенью себя прежней. И мальчик, сжимавший руку матери, больше не улыбался широко и открыто, диким волчонком глядя из-под длинной темной челки.
На этом история обрывалась.
Я пролистала альбом, но не нашла более поздних снимков Адриана и его матери. Лишь один, сделанный, видно, самим младшим Леконтом, – крупный женский портрет в обрамлении больничных подушек. Потухший взгляд, слишком бледная даже на черно-белом снимке кожа и губы, старательно растянутые в слабом подобии улыбки, вызывали к жизни воспоминания о Дель.
Сердце сжалось.
– Затяжная депрессия, – раздался в тишине знакомый голос.
Я обернулась навстречу вошедшему Адриану, но прятать находку не стала: все равно отпираться было бессмысленно. Да и
