Виктория – значит Победа. Серебряной горы хозяйка - Салма Кальк
— И… сколько времени это займёт? — осторожно спрашиваю я.
— Бывает по-разному, — господин Валеран взял обе моих ладони и держал их, мне казалось — сквозь его пальцы пробивается белое сияние. — Всё зависит от того, как много в вас силы, насколько вы сейчас опустошены. Может быть, уже завтра подниметесь, а может быть, ещё и попозже. Всё же, обычно способности пробуждаются раньше, в юном возрасте маги проще переносят и начальный выброс, и последующую неминуемую слабость.
Что ж, поверим, наверное, наш господин доктор знает, о чём говорит. Но есть ещё один вопрос, который необходимо прояснить.
— А что наша баронесса? Перебралась к приятельнице?
— Ох, Викторьенн! — вскинулась Тереза. — Конечно, я даже рада, что Эдмонда будет жить не с нами, но слуги уже болтают. Говорят, к госпоже де Конти собралось если не полгорода, то очень много кого, все желают послушать рассказ Эдмонды о тебе и жабах.
— Может быть, они послушают, и будут разумно опасаться меня? — усмехаюсь я. — Кстати, она ведь больше не плюётся жабами, я верно понимаю?
— Да, господин граф Ренар спас её, и снял твоё заклинание. Правда, посмотрел строго и сказал, что нужно быть осмотрительнее и не задевать магов. Но она, я думаю, не послушала господина графа, чтобы Эдмонда да кого-то послушала — должно было случиться что-то посерьёзнее! Кстати, господин Фабиан очень переживает за тебя, и уже несколько раз спрашивал, проснулась ты или нет.
— Господину Фабиану нужно сказать, что всё хорошо, так ведь? — я улыбаюсь нашему врачу. — И если всё будет в порядке, я завтра встану, и мы с ним досмотрим наши бумаги.
— Вам господин граф что сказал? Не заниматься никакими домашними и хозяйственными делами, пока он не разрешит. А он ещё не разрешил, — качает головой господин Валеран.
— Хорошо, я буду выполнять все предписания, — улыбаюсь.
Если мне светит полное выздоровление, то отчего не потерпеть немного?
— Вот и правильно. Кто бы знал, конечно, что так выйдет, — бурчал он тихонько, но я слышала.
— А поесть мне можно? — самое такое настоящее желание выздоравливающего, было очень здорово ощутить голод, обычный голод.
— Я сейчас распоряжусь, — кивнула Тереза.
— Проси, чтобы несли сюда, — я даже попыталась сесть, опираясь спиной на подушку, и у меня вышло. — И я верно понимаю, что вы оба тоже не ужинали? — дождалась кивка Терезы и усмешки врача, и добавила: — Тогда просите сюда еды на всех. Господина Фабиана тоже зовите. Обещаю о делах с ним не говорить, но если он увидит меня пускай слабой, но бодрой — думаю, и сам станет бодрее.
Так мы и сделали — нам накрыли без особого пафоса на небольшом столике возле моей кровати. Меня попытались кормить с ложки, я отвергла со смехом. О нет, пока могу что-то делать сама — нужно самой и справляться. Если что, всегда можно остаться без сил, без здоровья и без прочего важного тоже.
— За нашу новую жизнь, — провозгласила Тереза. — И пускай она окажется лучше прежней, — добавила, глотнув вина из красивого серебряного кубка.
— За неё, — вторил господин Фабиан.
Он очень обрадовался моему бодрому виду, но помнил о наставлениях графа и о делах не сказал ни слова. Говорили о городских новостях — о приближающемся бале, о послезавтрашней большой ярмарке, о том, что судовладелец Морвель продаёт своё дело — пять отличных кораблей, каждый — хоть сейчас в Индию за пряностями. Я лениво подумала, не купить ли ещё и кораблей с пряностями, и посмеялась — лежу, значит, еле живая, и права моего наследства более чем непонятны, и их уже желают оспорить, и я пока не знаю, сколько сил и средств у меня отъест борьба, а туда же, корабли покупать.
А потом мужчины распрощались и ушли, и господин Валеран на прощание велел умыться и спать, и оставил зелье — накапал в чашку и сказал выпить перед сном. Что ж, значит — выпьем. Мари помогла умыться, я выпила лекарство и снова уснула.
И проснулась — не понимая, что происходит, и почему я не могу ни пошевелиться, ни открыть глаз, ни вздохнуть, и что такое давит на меня сверху. Подушка, это подушка, и какая-то скотина мало того, что прижимает её к моему лицу руками, так ещё и давит сверху всем своим весом!
Я забилась, замычала, собралась для рывка — мне показалось, что можно сбросить мерзавца. И дёрнулась, и свалила его на пол, вместе с той подушкой, и поднялась, и захотела добавить, и не поняла, откуда взялся свет на кончиках пальцев.
Сноп горячих искр обрушился на тело, и может быть — не только искр, но ещё и поток воздуха, крик упавшего слился с чьим-то ещё, а потом я рухнула обратно на постель и снова больше не осознавала ничего.
12. Дознание
Вы поняли, да — всё началось сначала. Суета, беготня, и я пропустила значительную её часть — потому что господин Валеран привёл меня в чувство, но очень не сразу. И я с изумлением увидела, что возле кровати на полу лежит хладное тело мужчины, возрастом — как настоящая я, наверное, одетого добротно и неприметно. Его чуть отодвинули — чтобы подойти ко мне, и теперь господин Валеран сидел на краю постели и держал обе мои ладони в своих. Уже знакомый белый свет прилагался.
— Что вы помните, госпожа Викторьенн? — спрашивал он.
А я вздыхала и еле шептала, что помнить-то помню, но вот что это было такое вообще?
И дальше все мы примерно до утра выясняли, что это было такое вообще.
Ко мне в спальню прибежала Тереза со своей камеристкой Франсин и господин Фабиан, снаружи толпилась моя домашняя прислуга. Эх, у меня где-то дыра в системе безопасности, так?
Позвали господина графа Ренара, позвали господина дознавателя Ренеля, и ещё кого-то, и мне оставалось только смотреть, слушать и хлопать глазами.
Первое, что выяснилось — камеристка Мари, остававшаяся на ночь в моей спальне на лавке, не слышала ничего потому, что крепко спала. Более того, её не смогли добудиться и после, и господин Валеран, осмотревши её, сказал — кажется, опоили каким-то сонным
