Перья столь порочные - Лив Зандер

Внутри меня вспыхнула ярость.

Ярость и… развлечение.

Так вот чего он добивался? Заставить меня плакать? Как… занимательно.

Внезапный трепет вспыхнул в самой глубине — пульсирующий, беспокойный, заставивший меня поднять подбородок, показать ему глаза, что давно разучились плакать.

— У тебя нет ни королевства, ни короны. И если этот фарс ты называешь двором, то, боюсь, здесь шут лишь ты.

Где-то рядом Себиан кашлянул. То ли приглушённый смешок, то ли ещё одно предупреждение. Не дразни его, Галантия. Не привлекай его внимания, Галантия.

Ну и что толку, что я слушалась? Вот он — результат: я стою на горящих, ноющих коленях, пока враг потешается надо мной!

— Прекрасно, — выдохнул Малир.

Он поднял руку и кончиком пальца провёл по струпьям на моей груди. Ощупывал. Дышал. Заставлял меня сходить с ума в ожидании расплаты. Сердце бешено колотилось, пока я ждала, что он сорвёт корку, вдавит ноготь в кровоточащую рану или… просто ударит ладонью по лицу. Почему он этого не делал? Услышал ли он вообще мои слова?

И тогда я почувствовала.

Шевеление под юбками…

Холодные щупальца лизнули внутреннюю сторону моих бедер, гладили, ласкали. Вжимались в кожу, поднимаясь всё выше. От этого неожиданного прикосновения — странно приятного, лишённого боли — сердце сбилось с ритма, в щеки, в грудь, в низ живота хлынул жар.

Тот подбородок, что я так гордо держала, опустился, и я снова уставилась на ткань платья, на нити, что шевелились, дрожали, скользили.

Не шёлк.

Тени.

— М-м-м, как ни неприятно это признавать, но чёрное тебе к лицу, — сиплый мурлыкающий голос Малира вибрировал у виска, пока эти зловещие отростки собирались у моего лона, давя с безумной силой. — И как изящно ты сегодня выставляешь мою метку, показывая всем, кому принадлежишь. Моя, чтобы мучить. Моя, чтобы терзать.

Я попыталась не дёрнуться, когда тени исследовали мой вход, решив не дарить ему желаемую реакцию.

— Ты сам сделал это платье?

— Нет. Мой дар не… столь тонок, чтобы создавать такие изысканные вещи, — его пальцы вновь сжали мой подбородок. — У нас есть ткачи, благословлённые даром творения. Я лишь снабдил их тенями… которые теперь жаждут пожрать тебя.

Он направил их к моей груди, и они гладили, ласкали под чёрными камнями. Дразнили соски тончайшими кольцами, что тесно обвивались вокруг них. Самые развратные ритмично дразнили мой вход, и влага собиралась там, где её быть не должно. Что со мной?

Я стиснула бёдра, не признавая эти дрожащие вспышки удовольствия, что грозили разорвать последние остатки достоинства перед всем двором.

Но это не возымело должного эффекта…

Наоборот, тени Малира зашевелились сильнее. Они скользнули между складками, наматывая наслаждение всё туже, обвивая мой клитор, пока тот не начал пульсировать с ужасающей силой. Боги, я не могу получать от этого удовольствие…

И ни за что не позволю ему узнать, что получаю.

— Её сердце бьётся слишком быстро, Малир, — голос Себиана, хриплый, прерывистый, не помог справиться с жаром, что пульсировал между моих ног. Он придвинул стул ближе и провёл ладонью по моей талии, прошептав прямо в ухо: — Сказать ему, милая, насколько ты уже мокрая? Как сильно твоя маленькая киска жаждет его теней?

Я не знала, что горело во мне сильнее, — стыд или ярость. Вероятно, второе, учитывая, как он прикусывал нижнюю губу, позволяя похотливому взгляду неспешно блуждать по моему униженному телу. Но, боги! Эти дрожи, что пробуждали во мне тени…

— Тебе это нравится, голубка? — спросил Малир. — Дочери шлюхи Брисдена нравится, как мои тени играют с её тугой розовой киской?

— Нет, — выдавила я сквозь зубы.

Губы Малира скользнули по моей ушной раковине.

— Лгунья…

Тени проникли внутрь совсем чуть-чуть, и давление между ног стало невыносимым. О, как они наполняли меня. Растягивали. Играли, пока мои губы не приоткрылись от угрозы стона.

Дыхание сорвалось.

Нет. Нет. Нет.

Только не снова.

Я скорее умру, чем выдам хоть малейшую постыдную реакцию.

Я вырвала подбородок из пальцев Малира и прижала рот к перьям на плечах, выдохнув звук в их острия.

Себиан шумно втянул воздух, пальцы его вцепились в мою талию с властной силой.

— Блядь, милая, какой восхитительный стон. Зачем скрывать его от нас, а?

— Тебе стоило слышать её, когда я распорол ее сладкую губку, — Малир с такой силой втянул мой взгляд в свою двухцветную бездну, что я пошатнулась и тяжело опустилась на одно колено, зашипев от боли. — Самые странные звуки рождены самыми странными вещами, голубка.

— Это было больно, милая? — Себиан провёл рукой от талии к колену, подминая под него ткань моего платья, словно в подушку. — Слишком сильная боль убивает удовольствие, Малир.

Мой взгляд метался между ними, волосы на руках вставали дыбом от странной энергии, дрожавшей в воздухе меж ними, вместе с моими нервами. Я видела тихие взгляды, которыми они обменивались, как немое обсуждение, до которого мне не было допуска.

— Она не заслуживает удовольствия. По крайней мере — от меня, — сказал Малир, и наконец его тени отступили из-под моих юбок. — Мне достаточно смотреть, как она корчится, словно продажная девка, будто я ей заплатил.

Жаркое покалывание сменилось пустым холодом, вступившим в противоречие с мучительным пульсом, горевшим в моих щеках.

— В этом нет удовольствия.

— Ты ещё не ела. Исправим это, — он похлопал меня по голове, словно любимую собаку, откровенно игнорируя мои слова. — Из всех способов, которыми я хотел бы тебя убить, если б имел позволение, морить голодом — точно не один из них.

В моих жилах горело презрение сильнее, чем камень врезался в суставы.

— Я больше не голодна.

— Голодна ты или нет — не имеет значения, — его рука зависла над тарелкой с аппетитной ежевикой, но затем сместилась, будто он знал, как сильно я их люблю — и потому не мог позволить мне желанное. Он отломил кусочек хлеба, намазал его маслом кинжалом в другой руке и поднёс к моему рту. — Открой свои израненные губки, Галантия. Прими с благодарностью подачку от своих господ, как приличная сучка Брисдена.

Священная ярость свила узел в животе, вызвав судороги, и горечь жёлчи поднялась к горлу.

— Я скорее умру с голода.

— Так и думал, что ты скажешь что-то подобное, — он медленно усмехнулся, — но раз уж так быстро оказалась на коленях у моих ног, я предложу тебе другой выбор. Возьми хлеб или… — пламя вновь отразилось в клинке, когда он