Леща, Ваша Светлость? (СИ) - Юлия Арниева
– Может быть, я просто много читала, – попыталась отшутиться я. – Или… изменилась после того случая на берегу.
Марк кивнул, хотя в его глазах всё ещё читался вопрос:
– В любом случае благодаря вам у всех нас появилась надежда на лучшую жизнь. И за это я вам бесконечно благодарен.
Его слова наполнили меня теплом, но и тревогой одновременно. Что, если он догадается о моей тайне? Поверит ли? Или решит, что я сошла с ума?
Этот вопрос беспокоил меня всю дорогу домой. Мы шли втроём – я, Марк и Эмма – по тихим ночным улицам Мареля, и я не могла не думать о том, насколько чужой была в этом мире. И в то же время – как быстро он стал мне родным.
– О чём задумались, госпожа? – спросила Эмма, заметив мою рассеянность.
– О прошлом, – честно ответила я. – О том, как быстро всё меняется.
– К лучшему, – заверил Марк. – Определённо к лучшему.
Я улыбнулась ему, чувствуя благодарность за эту слепую веру в меня, которой я, возможно, не вполне заслуживала.
Когда мы дошли до лавки, Марк попрощался, пообещав зайти утром с новым уловом. Мы с Эммой поднялись наверх, в жилые комнаты, уставшие, но полные планов на будущее.
– Нужно разобрать кладовку на втором этаже, – сказала Эмма, ставя чайник на плиту. – Если будем расширяться, понадобится каждый дюйм. А там столько старых вещей хозяина…
– Завтра этим займусь, – кивнула я. – Давно хотела расчистить все эти заваленные углы.
На следующее утро, оставив Эмму и Мирту управляться с утренними покупателями, я поднялась на чердак – просторное помещение под скатной крышей, куда при жизни отца Лессы складывали всё, что не нужно, но жалко выбросить.
Здесь царил лёгкий хаос – сундуки со старой одеждой, рыболовные снасти, поломанная мебель, стопки книг и бумаг. Я решила начать с разбора документов – возможно, среди них найдутся счета или договоры, которые стоит сохранить.
Опустившись на колени перед большим сундуком, я начала перебирать бумаги. Большинство оказались старыми счетами, накладными, перепиской с поставщиками. Ничего особенно интересного, хотя я отложила несколько документов, которые могли бы пригодиться для лучшего понимания бизнеса Харлона.
В самом низу сундука, под слоем пожелтевших бумаг, я обнаружила небольшую книжку в потёртом кожаном переплёте. Открыв её, я с удивлением поняла, что держу в руках дневник. На первой странице аккуратным девичьим почерком было выведено: «Дневник Лессы Хенли, начат 15 апреля года 1097-го по имперскому летоисчислению».
Сердце моё ускорило бег. Дневник настоящей Лессы! Это был уникальный шанс лучше понять девушку, чьё тело я занимала, узнать её мысли, чувства, историю.
Я знала, что, возможно, вторгаюсь в чужую приватность, но не могла устоять. К тому же, разве эта жизнь теперь не была моей? Разве я не имела права знать всё о ней?
Устроившись поудобнее на старом кресле у чердачного окна, я начала читать.
Первые записи были довольно детскими – Лесса начала вести дневник в тринадцать лет. Она писала о школьных занятиях, о подругах, о книгах, которые читала. Много страниц было посвящено отцу – Харлону, которого она явно обожала, несмотря на его строгость и частые отлучки по делам.
По мере продвижения вперёд, записи становились взрослее, глубже. В шестнадцать Лесса влюбилась в молодого рыбака – с удивлением я узнала, что это был Марк, только начинавший тогда свой путь. Но отец посчитал его неподходящей партией и настоял, чтобы дочь прекратила с ним всякое общение.
«Отец говорит, что Марк не сможет обеспечить мне достойную жизнь, – писала Лесса. – Что он всего лишь рыбак, без образования и перспектив. Но разве это важно? Марк добрый, честный и так внимательно слушает, когда я читаю ему стихи…»
Через несколько страниц выяснилось, что Лесса подчинилась воле отца и прекратила встречи с Марком. А ещё через год в её жизни появился Тобиас Вейн – сын влиятельного купца, красивый, образованный, с утончёнными манерами.
«Тобиас такой галантный, – восторженно писала Лесса. – Сегодня он подарил мне томик стихов столичного поэта Лавриана. Сказал, что мой интерес к поэзии восхищает его. Отец очень доволен нашим знакомством, хотя старший Вейн, кажется, не столь воодушевлён».
Отношения с Тобиасом развивались быстро, и вскоре дневник пестрил записями о совместных прогулках, подарках, поцелуях украдкой и мечтах о свадьбе. Лесса была по уши влюблена, и, судя по её записям, Тобиас отвечал ей взаимностью. По крайней мере, на словах.
Но по мере продвижения к более свежим записям, тон дневника менялся. Лесса всё чаще упоминала о странностях в поведении Тобиаса: он мог исчезнуть на несколько дней без объяснений, избегал знакомить её со своими друзьями, уклонялся от разговоров о конкретных сроках помолвки.
«Иногда мне кажется, что Тобиас не совсем искренен со мной, – писала девушка год назад. – Вчера я случайно услышала, как он говорил с отцом. Они не знали, что я в соседней комнате. Отец сказал что-то о том, что 'Вейны не потерпят мезальянса', а Тобиас ответил, что 'уладит всё, когда придёт время'. О чём они говорили? Неужели его отец против нашего брака?»
Дальше – больше. Лесса начала замечать, как меняется поведение Тобиаса по мере ухудшения дел в лавке её отца. Он стал реже приходить, его подарки стали скромнее, а разговоры о будущем всё более уклончивыми.
«Отец серьёзно болен, а дела в лавке идут всё хуже, – писала Лесса за месяц до смерти Харлона. – Сегодня пришлось отказаться от нового платья, которое я хотела заказать к весеннему балу. Когда я сказала об этом Тобиасу, он странно посмотрел на меня и заметил, что, возможно, мне не стоит идти на бал вовсе. 'В твоём положении это было бы неуместно', – сказал он. В каком ещё положении? Неужели для него так важно моё материальное состояние?»
Последние записи были самыми горькими. После смерти отца и окончательного разорения лавки, Тобиас практически исчез из жизни Лессы. Не было ни писем, ни визитов соболезнования. А когда она сама пришла в дом Вейнов, дворецкий сообщил, что «молодой господин уехал по делам в столицу на неопределённый срок».
«Я всё поняла, – писала Лесса дрожащим почерком. – Он просто забавлялся мной, пока я была дочерью успешного торговца. А теперь, когда я никто – нищая сирота с долгами – я больше не интересую ни его, ни его семью. Всё кончено. Моя жизнь разрушена».
Это была последняя запись в дневнике. Сделана она была за три дня до того, как Лесса бросилась со скалы.
Я закрыла дневник, чувствуя, как по щекам
