Арестантка: Тюрьма Рая - Нина Вайшен

— Ш… а чего не гладишь? — спросило насекомое. — Мне так нравилось. Погладь.

Хитиновая жуткая морда ткнулась мне в ладонь. Я старался смотреть только в жёлтый глаз, потому что его взгляд по-прежнему отзывался теплом в душе. Осторожно коснулся переливчатых пластин на голове создания, они были на ощупь, как кожура яблока. Я погладил один раз, сороконожка приподняла верхнюю часть тела и снова подлезла под руку мордой, будто прося ещё. Как собака. И тут я даже немного успокоился. Конь всегда так делал, в этом было что-то греюще знакомое. Посреди этого абсолютно чуждого мне мира.

Я думал раньше, что это мама поставила Коню какую-то собачью программу, чтобы меня порадовать. Я же был подростком, когда она мне его подарила.

— Это правда ты? — дрожащим голосом спросил я.

— Ну да, так я выглядел в своем первозданном виде.

Мне было стыдно, ведь я обращался с ним, как с роботом. Но часто мне действительно казалось, что он живой. А он… реально живой, что ли? Или у меня просто галлюцинации какие-то?

— Что это значит? — я внимательно уставился в жёлтый глаз.

— Я родился сороконожкой на Шоу-Ашоу-Ушоу, по вашему Вега-7, пожил и умер. Мой хозяин хотел взять меня с собой в рай, когда сам умрёт, загрузил моё сознание в кристалл. Но хозяина в рай не взяли. Он просто угас и растворился во Вселенной. А кристалл… Гладь ещё, не останавливайся, — как-то ворчливо зашелестел Конь, и я снова принялся наглаживать хитиновую спину. — Как же приятно…

— Так, что там с кристаллом?

— Кристалл мой так и не доставили в общее хранилище. Его нашла самка с Земли и вставила в робота, похожего на моё прежнее тело, с ним я мог управляться, — ответил Конь и сполз с моих рук.

— Моя мать?

— Ш… да, — ответил Конь.

— Зачем? — у меня сердце забилось чаще, и волны темноты под ногами увеличили амплитуду, вспенивались чёрными брызгами.

— Успокойся. Когда ты волнуешься, здесь происходит что-то плохое. Может, тебе меня снова погладить? Ты так меньше нервничаешь, — Конь поднял на меня обеспокоенный глаз. — У нас немного времени, здесь оно течёт непредсказуемо. Может, пока мы болтаем, тот старый самец скормит твоё тело ушутушу… И пройдет несколько лет.

Точно. Тот старый самец. Гомер.

— Мне нужно вернуться к Принс и отдать ей браслет…

— Никому ты его не отдашь, он уже всё. Стал частью тебя. Твоя душа заполнила его без остатка. Такая большая.

— Я ничего не понял… Мне нужно очнуться или… или я умер? — вдруг с испугом спросил я и услышал, как где-то далеко в этом туманном мире что-то разбилось.

Конь снова заполз мне на руки и ткнулся мордой в ладонь.

— Живо гладь, успокаивайся! Похоже, рай как-то странно реагирует на тебя, — и я снова провёл ладонью по хитину. — Ты не умер, твоё сознание должно адаптироваться. Вписаться в общую программу рая, чтобы когда ты умрешь, здесь было готово место для тебя. Адаптируешься и очнёшься. Если будешь адаптироваться слишком долго, то да… тело умрёт.

Я принялся гладить Коня с остервенением. Потому что волна беспокойства снова нахлынула против моей воли.

— А как мне адаптироваться?

— Ш… Вспомни что-то хорошее и расслабься. Самку сумасшедшую свою вспомни, например. Только не тот момент, как она тебя душила, думаю, он был не особенно хороший… А тот… где вы мило за ручки держались или…

Я перестал его слышать, воскрешая в памяти забавный момент, когда мы с Принс лежали на полу в кладовке, где нас заперли, и она сама взяла меня за руку, а потом ругалась, что это я к ней шары подкатываю. Прикрыл веки, улыбнувшись.

А когда снова открыл, то увидел перед собой плеяду зеркал, и в том, что было ближе всего ко мне, отражались мы с Принс в той самой кладовке.

— Ш… другое дело, — сказал Конь. — Ты почти адаптировался. Сейчас очнёшься.

Я уставился на проявившееся пространство. Кругом коридоры из зеркал, смотрящих друг на друга. Бессчетное количество коридоров. Но подойдя поближе, я понял, что это вовсе не зеркала, а какие-то зазеркалья. В них находились гуманоидные долговязые существа с тёмно-коричневой кожей. С грустными, утомленными лицами. Они безучастно пялились на меня. Бесконечно вдаль вырастали ряды таких зеркал. Сотни тысяч, наверное. Я сделал несколько шагов вдоль одного из рядов и вдруг заметил пустое зеркало. В нём виднелась усыхающая высокая трава, покосившийся модульный город, и, казалось, что вдалеке, рядом с модулем, лежал человек. Землянин.

Не знаю, что на меня нашло, но так хотелось подойти и посмотреть поближе. Тянуло к нему, как к какому-то знакомому, с которым так необходимо поговорить на чужбине. Когда я подошёл ближе, то заметил, что человек будто распадался на облака дыма. Трава возле него выцветала и становилась серой.

Я вгляделся: всё пространство за зеркалом умирало вместе с ним. Рассыпались в прах какие-то люди, жилые коробки. Я отчётливо это почувствовал.

— Куда ты? — спросил Конь, когда я протянул руку к глади зеркала и ощутил жжение, но пальцы прошли сквозь тонко вибрирующую плёнку. — Ты не сможешь очнуться, пока ты в чьей-то ячейке рая.

Я пропустил слова Коня мимо ушей, потому что понял, что это был за человек, пусть он и лежал лицом к земле. Карлос. Брат Принс. Мне чудилось что-то едва уловимо знакомое. Неосязаемое. В этом мире вообще все чувства работали иначе. Перейдя границу, я побежал по рассыпающейся в прах под моими ботинками траве.

Я опустился рядом с ним на колени, перевернул. Карлос был жив, пусть и странно так говорить про человека, чью казнь я видел. Мутные карие глаза смотрели на меня с яростью. С болезненной яростью. Он задёргался, что-то схватил на земле. Ударил в плечо. Камнем. Боль опалила мою ключицу. Карлос занёс руку для второго удара. А я успел взглянуть на камень, желая, чтобы тот исчез. И камень просто растворился в руке Карлоса, будто его и не было.

Он ошарашено уставился на меня, а я морщась от боли, прижал его за плечи к траве.

— Я не враг, — мой голос чуть дрогнул, когда я заметил, что тело Карлоса исчезает под моими ладонями.

Нет. И я вдруг вспомнил тот фокус, с помощью которого создал тело себе.

— Враг… вы снова полу…сво… — бормотал, затихая, Карлос, всё больше утопая в пепельной дымке праха.

Так, Трой, соберись. Я представлял, как уплотняются клубы дыма, на которые он распадался. Как Карлос снова обретает плоть. Но руки словно всё глубже проваливались