Судьба в наследство. 1. Письмо, с которого все началось - Елена Александровна Ковалевская
- А вы мне так и не ответили, почему у виденного на процессии мужчины было такое странное лицо.
Я даже покраснела от смущения, не представляя себе каким, образом рассказать нашей любопытной красотке о подобном.
- Слушай, дорогая моя, где же ты воспитывалась, что даже таких распространенных слов не знаешь?! - пытаясь открутиться от вопроса, я начала свой разговор издалека.
- В нашем замке в Фуртоке, - честно ответила мне Агнесс. - Под присмотром трех нянек и тетушки Луизы, - и тут же пояснила: - Тетя Луиза это старшая сестра моего отца. Она никогда не выходила замуж, и поэтому жила с нами. Папа никуда не брал меня с собой, даже когда ездил в столицу. И когда мама уезжала с ним в разные путешествия, меня все равно оставляли под присмотром все тех же нянюшек и тети Лу.
- Ну тогда ясно, - фыркнула я. Так вот откуда берутся такие вот тепличные растения. Теперь становилось абсолютно понятно, почему девочка ничего не знает о неприятной стороне жизни. Но похоже, теперь нам придется ее многому учить, объясняя что хорошо, а что плохо.
Я глубоко вздохнула, собираясь с силами и стараясь побороть смущение, вызванное предстоящим рассказом, начала:
- Дорогая моя, понимаешь, есть такая болезнь, называется сифилис... - слова дальше не желали выдавливаться из горла. Я прокашлялась, попыталась усесться поудобнее, сложив ноги одна за одну. - Дурная болезнь...
- Почему именно дурная? - Агнесс удивленно посмотрела на меня. - Когда болеешь, любая болезнь - это дурно.
Я с силой выдохнула, всколыхнув неровно-стриженную челку, выбившуюся из-под горжета.
- Так! Попробуем по-другому, - сказала я после некоторого молчания. Сестры сочувственно смотрели на меня, стараясь подавить смех, однако на помощь не спешили, предоставив объяснять щекотливую тему самой. - Скажи мне: что ты знаешь о домах терпимости?
- Судя по названию, там что-то терпят, - пояснила мне девочка с весьма серьезным лицом.
Все! Я не могу! Девочки уже едва не рыдали от распиравшего их хохота, мужественно стараясь удержать ровное выражение на лицах.
- Х-гм!!! Ну, можно сказать и так, - согласилась я, после того как смогла отдышаться и продолжить говорить. - Так вот в таких домах неприлично ведущие себя мужчины получают эту дурную болезнь, - я с трудом умудрялась подбирать слова. Выходило коряво.
- А почему именно там? - девочка ничего не поняла из моего путанного объяснения.
- Да потому что туда ходят, кто не попадя!!! И разносят!!! - не выдержала и рявкнула я, но постаравшись взять себя в руки, продолжила: - А Господь завещал тем, кто не служит Ему, то есть людям простым, жить в законном браке, быть мужьями и женами, - и все-таки вновь не сдержавшись, добавила: - А не шляться на сторону! Тогда и пакости никакой не будет!
- А если муж с женой живут, то не будет? - уточнила Агнесс, похоже еще не до конца понимая, на что я намекаю.
- Не будет, - подтвердила я. - Муж берет жену добропорядочную, непорочную... Для доказательства этого простыни наутро после свадьбы вывешивают. Мудрый обычай.
Девочка помолчала, видимо размышляя о чем-то своем. Я уж было обрадовалась, что пытка закончилась, но не тут-то было! Она задала следующий вопрос:
- А муж тоже должен быть непорочный?
Девочки не выдержали: Гертруда засмеялась, развернувшись и уткнувшись лицом в подушку, а Юозапа просто закатилась в голос, ни капельки не скрываясь. Только вот мне было не до смеха: я не знала, куда себя деть от смущения. Объяснять такие вещи было выше моих сил. Поэтому я вновь прочистила горло и выдавила из себя:
- В идеале, да.
Девочка странно посмотрела на меня, а потом, собравшись с силами, задала свой главный вопрос:
- А что между ними происходит?
- Агнесс!!! - хором рявкнули мы, теперь уже втроем утирая слезы и смущаясь одновременно. - Ты у кого спрашиваешь, не забыла?!
Девочка покраснела как маков цвет, замялась и спрятала зардевшееся лицо в одеяле.
А мы смеялись, уже держась за животы. Вот правду говорят - и смех и грех!
Кое-как успокоившись, Юозапа собралась было полезть к себе, как наша стеснительная красотка вновь огорошила нас вопросом:
- Так я не поняла, а что же было у него с лицом?
Юзу словно паралич хватил: сестра так и застыла в полуподъме с моего топчана. Я же стукнулась головой о стену от неожиданности, прикусив себе язык. Гертруда сначала тоже замерла, но потом, справившись с эмоциями, ровным голосом постаралась пояснить:
- Эта самая дурная болезнь такими язвами у человека на лице проявляется.
- Ой, жуть какая! - вздрогнула Агнесс. До нее похоже только сейчас дошел весь смысл моего рассказа.
А Герта продолжала:
- Поэтому его и прозвали Сифилитиком.
- А почему святым? - растерянно уточнила девочка.
Юозапа плюхнулась обратно.
- Да потому что для всех была придумана сказочка, что его преосвященство принял чужую болезнь из любви к ближнему, совершая тем самым богоугодное деяние и избавив его, то есть ближнего своего от страдания. Святой человек! Угу. Да такие только позорят наше одеяние! А то по лицу у него не видно - от кого и какую болезнь он принял! Меньше бы в каких-нибудь 'резвых козочках' в свое время скакать надо было! - жестко выдала она. - Об этом все давно знают. Только я одного понять не могу: как он еще в Церкви епископом-то считается?!
- Да обыкновенно, - пожала я плечами. Прикушенный язык немного болел. - Деньги могут все.
Сестра дернулась от отвращения и вновь полезла к себе.
Мы улеглись, погасив свечку, и тут в темноте Агнесс вновь поинтересовалась:
- Как того епископа зовут на самом деле? А то все Святой Сифилитик, да Святой Сифилитик.
- А мы разве не сказали? - переспросила я.
- Не-а.
- Епископ Сисварий.
***
Увидев в толпе ее большие и широко распахнутые в каком-то детском изумлении глаза, он сначала не поверил себе и, лишь приглядевшись, был вынужден признать, что не ошибся. Ту, чьи деньги и титул он так упорно рассчитывал получить, устранив из рядов наследования... Та, из-за
