Судьба в наследство. 1. Письмо, с которого все началось - Елена Александровна Ковалевская
Передав нас с рук на руки, прежний провожатый поспешил обратно, а новый с натугой затворил массивную створку вслед за ним. Повернувшись, брат окинул нас внимательным взглядом, слегка задержавшись на натекающей с нас луже, и приложил палец к губам.
- Говорите как можно тише, - прошептал он. И я поняла почему: каждый звук в просторном зале башни разносился гулким эхом, отчего даже такой тихий шепот было слышно как нормальную речь. - Чем меньше людей будет знать, что вы здесь находитесь, тем лучше...
- Нас предупредили, - перебила я его, стараясь, чтобы мой голос едва можно было слышать. Мне не горело стоять и выслушивать рассуждения о правилах поведения, когда хотелось как можно скорее оказаться в тепле и переодеться в сухое.
Брат поморщился, но смолчал и, развернувшись, направился к лестнице ведущей на второй этаж. Идя за ним, мы преодолели больше тридцати ступеней и оказались в длинном коридоре жилого флигеля пристроенного к главной башне. Едва миновали пару дверей выходящих в коридор, как наш провожатый обернулся и свистяще прошептал:
- Я же просил тише, а вы сапожищами как по плацу бухаете!
Действительно наши шаги отражались гулким эхом от стен. Гертруда пожала плечами, как бы говоря: 'Что мы можем поделать?'. Тогда брат выразительно махнул рукой и вновь заспешил по коридору, а мы постарались идти, ступая как можно тише.
Коридор поворачивал и мы, завернув за угол, оказались в широкой зале, в которую с противоположной стороны вели трое дверей, а по правую руку начиналась большая сводчатая галерея, арочные окна в которой были разделены посередине резными столбиками. Брат проворно двинулся по направлению к ней, мы потопали следом. Вдруг шедшая рядом со мной Гертруда, пихнула меня локтем в бок, и когда я вскинула на нее свой взор, указала подбородком в сторону. Там на одной из резных лавок, стоявших в оконных нишах, сидел брат в одеянии священнослужителя среднего сана. Когда мы подошли чуть ближе, я рассмотрела его внимательней: мужчине было далеко за тридцать, темноволосый, но уже начавший лысеть, высокий, сухопарый, с резкими, однако незапоминающимися чертами лица. Спину он держал прямо, но подбородок был чуть опущен, из чего я сделала вывод, что он является не последним человеком в церковной лестнице, но явно и не первым, скорее всего викарий, а может быть чей-то помощник или распорядитель.
Когда мы миновали его скорым шагом, он пристально смотрел нам вслед. Я это точно знала, просто лопатками чувствовала.
- Что это за хорек? - спросила меня Герта, когда мы вышли с галереи и свернули в очередной коридор.
- Понятия не имею, - ответила я, придвинувшись к ней поближе.
- А чего он тогда так на нас пялился? Чуть спину не продырявил.
Тут брат-прислужник, который вел нас с самых флигелей паломников, зашипел на нас:
- Вас же просили, чтобы вы вели себя как можно тише!
- Может быть нам еще невидимыми стать? - огрызнулась я в ответ.
Однако тот не остался в долгу и бросил:
- Было бы замечательно!
Дальнейший путь прошел в молчании. Повернув еще пару раз по коридорам, мы остановились перед дверью, брат отпер ее и мы, наконец-то, попали в келью, которую выделили нам на эту ночь. Она была небольшой, с трудом вмещала в себя четыре узких топчана, и, похоже, что один из них впихнули сюда сверх меры, дабы обеспечить нас спальными местами. Едва мы протиснулись между койками, как прислужник, остававшийся у дверей, сказал:
- Через четверть часа я приду за вами и проведу в купальню, так что будьте готовы и достаньте необходимое, потом провожу в столовую, где вас накормят. После этого я прошу, даже требую, чтобы вы не покидали келью до завтрашнего утра.
- А... - начала было Герта.
- Вон там, в углу, - как-то мстительно заявил тот, указывая на ночную вазу исполинских размеров. Поди, у кого-то из своей верхушки временно конфисковали и нам подсунули, только бы не высовывались.
- Нам до завтра необходимо просушить поддоспешники, - поспешила я озвучить еще одно наше требование, на что брат вздохнул и чуть подумав, ответил:
- Хорошо, возьмете с собой в столовую, я распоряжусь, чтобы их развесили возле кухонных печей.
И пока мы не потребовали что-нибудь еще, закрыл дверь.
- Вот урод, - обозвала его старшая сестра, едва прислужник вышел. - Совсем спятили со своей высокопоставленной особой. Ходи на цыпочках, говори шепотом! Можно подумать, если я пройдусь в другом крыле здания, эта самая шишка забьется в истерике.
- Нет, конечно, - ответила я, принявшись раздеваться. - Похоже, им так хвостов накрутили, что они теперь чихнуть боятся, и сейчас выслуживаются, измываясь над нами.
Мы принялись в скором темпе избавляться от промокшей насквозь одежды. Я оказалась права: сырым оказалось даже исподнее. Хорошо, что сумки у нас из вощеной кожи, сменное белье осталось сухим.
Прислужник вернулся в точности как обещал. Он деликатно постучался в дверь и дождался, пока мы открыли. В руках у него были четыре темно-синих просторных рясы и по паре простых сандалий на деревянной подошве каждой. Ну надо же, какая забота! Но с другой стороны просто здорово, что мы можем сейчас не надевать свои вещи, а то те уже с грязи лопаются. Беспрестанные дожди и три недели пути сделали свое черное дело, ведь последний раз мы стирались аж в Горличах. Ну что ж, надо бы и сейчас постирушки устроить, а то,
